Евгений Сухов - На зоне

– Да какой он вор! А за эту липовую наколку он нам еще крепко ответит.

– А ты что скажешь, пахан? – спросил Федька Лупатый. Теперь в его глазах не было прежней решимости. За свой зековский век он сталкивался со многими перерождениями. Случалось и такое, когда дохляк оказывался в таком авторитете, о каком не может мечтать даже дурень с мускулатурой Геркулеса. Видал он убийц с глазами архангелов и совестливых мужиков в обличье Квазимодо. Если наколка сделана не по делу, то отвечать наглецу придется крепко, по полной программе, ну а если новичок и в самом деле вор, то за гнусный базар он может языки охальников вбить в шконку сотыми гвоздями.

Федя Лупатый еще раз посмотрел на наколку. Он знал толк в наколках: такие рисуночки выкалывали лет пятнадцать назад. Это сейчас любой первоходка расписывает себе грудь и спину такими соборами, каким позавидовала бы даже столица златоглавая. По множеству мелких деталей, заметных только искушенному глазу, Федя мог судить, что наколку сделали, когда ее обладателю едва перевалило за двадцать. Если он действительно законный, то в те времена коронами просто так не разбрасывались и, значит, действительно заслуги у него перед воровским миром немалые.

– Веселый, как ты скажешь, так и будет: ты главный, – поддержал Лупатого Мишка Питерский: это был тот редкий случай, когда они действовали заединщиками.

– Я все думаю, – пробасил пахан, – рожа мне его что-то незнакомая, бродяги, ну хоть режьте меня на куски. Воров я знал за свою житуху предостаточно. Но вот от этого так и тянет каким-то фраерским душком. А главное, если он вор, тогда почему молчит «телеграф»?

– Может быть, наш гость фирмач? – спросил Федя Лупатый.

– А как же наколка?! Даже фирмачам дешевым известно, что за такое башку отвинчивают!

– А может, он ссученный – вот и помалкивает «связь». А наколку вывести, падла, не захотел. На память оставил.

– Все может быть. Давайте-ка вот что, братва, задвинем его пока поближе к двери. Ему-то сейчас все равно, где лежать. Вот и Федя его крепко кулачком приласкал, так что он не сразу очухается. Чтоб на авторитетном месте лежать, он должен нам свое право по-серьезному доказать.

– А как же с тем, что он добрался до шконки, – раздался голос Кольки-Лесника, – мы же все сейчас видели.

– Ничего мы сейчас не видели, кроме того, что он умеет ползать по полу, – решил за всех Веселый, – скидывай его с мягкого – к двери, на пол.

Варяг открыл глаза и опять не смог понять, где находится. Взгляд его уперся в шершавые доски. В одном месте он обнаружил глубокую трещину, которая криво разбивала доски и раздвоенным концом уходила в сторону. Все тело болело и ныло, как будто он лежал на битом стекле. Наконец он с трудом догадался: тюрьма. В сознании всплывали нечеткие картины недавних событий. Вот, значит, какой сюрприз приготовил ему Шрам: сдал ментам.

Рубашки на нем не было. Он попытался вспомнить, как и кто его раздел, но перед глазами заплясали смутные видения: лица, лица, черный «воронок», зал суда. И снова Шрам, растопырив ладонь, пытается длинными крючковатыми пальцами дотянуться до его лица…

Варяг застонал и с усилием повернулся, ощутив боль едва ли не в каждой клеточке своего тела. Только бы не забыться. Он сжал челюсти и, прикусив губу, почувствовал, как во рту стало солоно от крови. Варяг нашел в себе силы, чтобы приподняться и сесть, и тут же услышал удивленный возглас:

– Ба! Да наш птенчик проснулся.

Он даже не сразу сообразил, что эта фраза относится именно к нему. Стараясь не замечать боли, Владислав повернулся на голос. В двух шагах от него стоял, улыбаясь во всю рожу, молодой парень.

– Ну вот теперь ты нам и расскажешь, фраерок, как такой авторитетной наколкой разжился!

Варяг поднял руку к губам и снова почувствовал сильнейшую боль. Только сейчас он обратил внимание на то, что сидит у самых дверей. Не замечая ехидного тона, он медленно пошевелил рукой и, ни к кому конкретно не обращаясь, спросил:

– Где моя рубашка?

Виталька Гроб сделал шаг вперед и спаясничал:

– Да ты никак ли замерз, бедненький? А мы ведь, представь, из твоей рубахи хорошие «дрова» заготовили. Чифирчику, знаешь ли, захотелось. Спасибо не говорю, ты ведь нам сам предложил. Верно, братки?

– По какому праву наколку с ангелочками нарисовал? – сурово поинтересовался Федька Лупатый.

Варяг молчал.

– Ты что, настолько крутой, что и отвечать не хочешь? – переспросил Лупатый. – А мы ведь люди серьезные и не все время ласковые. Мы ведь и строго спросить можем. Если в молчанку будешь играть, так тебя быстро в петушиную стаю определим! Слышь, ты, гнида?