Евгений Сухов - На зоне

Аэропорт Сан-Франциско гудел как потревоженный улей. Возбужденные туристы, нагруженные яркими баулами и чемоданами, и похожие друг на друга как две капли воды деловитые командированные с портпледами через плечо толпились у стоек регистрации, баров, журнальных киосков. Под высоким потолком международного терминала то и дело гулко раздавались объявления о прибытии очередного рейса. В этой шумной толчее никто не обращал внимания на компанию четырех мужчин, решительно разрезавших толпу пассажиров. На первый взгляд могло показаться, что эти четверо – небольшая официальная делегация. Подчеркнуто строго держались трое двухметровых молодцев, аккуратно, с трех сторон, оберегавшие от неосторожных авиапассажиров четвертого – крепкого мужчину с колючим настороженным взглядом. Четверка, искусно лавируя между стайками туристов, миновала мужской туалет и комнату службы безопасности аэропорта, подошла к узкой стальной двери без вывески и, мягко толкнув ее внутрь, исчезла в черном зеве коридора. Дверь бесшумно затворилась…

Егор Сергеевич не спеша извлек из сумки бинокль и поднес его к глазам. Мощные окуляры многократно приблизили к себе стоящие в ряд самолеты. Нестеренко перевел бинокль на группу пассажиров у трапа российского «ИЛ-96». Рассекая взлетное поле, к самолету подъехал черный джип, из которого вышло четыре человека. Нестеренко разглядел Варяга в окружении троих мужчин. Коротко постриженные затылки, уверенные взгляды, подтянутость и независимость, с которой они держались среди пассажиров, указывали на то, что это люди из ФБР. Нестеренко посмотрел на руки Варяга. Конечно, этого следовало ожидать: на правом запястье он рассмотрел наручники, которые крепко сцепили его с левой рукой одного из сопровождающих.

Они остановились у трапа, пропуская вперед всех пассажиров, о чем-то недолго посовещались и потом стали подниматься по ступенькам. Варяг ничем не отличался от троих охранников и был одет так же строго: неброская дубленка поверх серого костюма в полоску. Вот только выглядел он несколько устало, даже гладко выбритое лицо не сумело скрыть отпечаток пережитого.

Наконец они поднялись на площадку, где их встречала молоденькая стюардесса. В ее лице было столько ласки, как будто к ней одновременно пожаловало четверо любовников. Варяг повернулся лицом в сторону стеклянного купола аэровокзала и поднял вверх свободную руку, а потом, увлекаемый фэбээровцем, шагнул в салон.

Самолет заглотил четверку последних пассажиров.

Когда люк закрылся, Нестеренко упаковал бинокль в футляр и достал из кармана маленький ключик.

– Возьмите, это вам. Здесь, в аэропорту. Камера хранения. Ячейка 1794.

Фрэнки Галлахер задержал на старике строгий взгляд и спросил:

– Негативы тоже?

– Разумеется, – вяло отреагировал Нестеренко. Он уже потерял интерес к Фрэнки – через два часа из этого же аэропорта вылетал самолет, который должен будет доставить его в Париж. Академик Нестеренко летел на конгресс по международному праву. Его доклад – о борьбе с международным терроризмом – был в числе первых. – Я не привык обманывать людей. – И, едва улыбнувшись, добавил: – Даже если где-то и затерялся один-единственный кадр, то он уже не сможет повредить вашей репутации. Я вам обещаю.

Фрэнки сунул ключ в карман и облегченно вздохнул:

– Я на это очень надеюсь.

– Знаете, Фрэнки, у меня останутся самые приятные воспоминания о нашем сотрудничестве.

Егор Сергеевич снова посмотрел на «ИЛ-96». Трап уже отъехал в сторону. Через несколько минут Варяг станет недосягаем.

– Я не могу ответить вам тем же и рассчитываю на то, что это последняя наша встреча.

– В этом вы можете не сомневаться.

– Боюсь, как бы пресса не разнюхала раньше времени об отъезде вашего друга и не подняла вой.

– Вам не стоит об этом беспокоиться, мистер Галлахер. Вы читали сегодняшние газеты?

– Нет, а что, собственно, произошло?

Нестеренко достал из сумки сложенную «Лос-Анджелес таймc», аккуратно расправил ее широкой ладонью и протянул Фрэнки.

– Вот взгляните сюда… Сейчас об этом деле будет писать вся пресса Америки. Так что у нас с вами не будет повода для беспокойства.

Фрэнки взял в руки газету. Заголовок на первой полосе вопил огромными буквами: «Двойное убийство, или Почему застрелился окружной прокурор». На крупной фотографии, которая занимала чуть ли не половину газетной страницы, он увидел распластанное на полу тело Джека Ханта. Голова его была неестественно запрокинута назад, правый висок измазан запекшейся кровью, а в шаге от него валялся крошечный пистолет. На мертвом лице застыло задумчивое выражение, и лишь в широко открытых остекленевших глазах пряталась невысказанная тоска. Оказывается, Джек мог быть и таким. Ниже Фрэнки прочитал: «Сегодня в Сан-Франциско, в своем доме на бульваре Гири, застрелился окружной прокурор Джек Хант. Но прежде чем сделать роковой выстрел, он застрелил жену. Мотивы этого ужасного инцидента не известны, так как самоубийца не оставил предсмертной записки. Джек Хант был одним из самых влиятельных юристов Америки, и в Белом доме серьезно рассматривали его кандидатуру на пост генерального прокурора Соединенных Штатов. Эта трагедия никак не увязывается с тем, что известно о нем. Джек Хант блестяще закончил два колледжа – экономический и юридический. Одно время он занимался адвокатской практикой, и в число его клиентов входили самые влиятельные люди не только штата, но и всей Америки – среди его клиентов числился мэр Сан-Франциско и сам губернатор. Представители Белого дома также частенько обращались к нему за помощью. Тем более странным было его желание прервать адвокатскую деятельность и перейти на государственную службу. В подробностях этой загадочной трагедии предстоит разобраться полиции, нам же остается только недоумевать, какие обстоятельства заставили Джека Ханта прервать свою стремительную карьеру. У окружного прокурора осталось двое детей – старший сын Роберт учится на первом курсе юридического Колледжа в Гарварде, младшая дочь Ребекка в этом году заканчивает школу».