Марат Каби - Маска киборга

Он упрямо поднял голову и снова посмотрел на скрывающуюся в темноте крышу высотки.

– Я слишком хорошо знаю, что ничего нельзя получить просто так. Я бы удивился, если бы не заплатил за эту вершину болью. Что ж, я переношу ее все легче… – пробормотал он. Из пальцев и подошв ботинок Мартина беззвучно выдвинулись цепкие шипы, он начал карабкаться по стене подобно пауку, все увеличивая скорость. Оттолкнувшись руками, он выпрямился и уже снова бежал вверх по стене, внимательно глядя перед собой.

– Ларри, следи, чтобы я больше не делал таких глупых ошибок, – строго проговорил он.

– Я подумал, это будет неплохим уроком. Но как скажешь, – легко согласился тот.

Мойщик окон в это время без чувств лежал в одной из комнат. Завтра он будет рассказывать жене, что явственно видел человека, бежавшего по отвесной стене прямо вверх.

– Да, прямо бежал! Перебирал ногами, как мы с тобой, только не по земле, а вот так, вверх! Клянусь тебе, видел вот этими глазами, как он влетел в мою страховочную люльку и вниз сорвался. Я думал, он со страховкой какой, спортсмен. Так перепугался, думал, концы отдаст парень. Там ведь этаж тридцатый, не меньше. Смотрю, а он снова поднимается. Пронесся мимо меня, я видел. Ни одной веревки, клянусь сердцем матери! На стекле оставил отпечаток подошвы. Мне поплохело, когда я это представление увидел, а как очухался – понял: не показалось, на стекле след от его ботинка. Здоровый такой. Не веришь? Эх ты! – и он разочарованно и беспомощно махнет на жену рукой.

Луна плавно вышла из-за рваных туч и выхватила из темноты крышу высотного здания. На самом ее краю, расправив плечи и подставив ветру лицо, стоял человек.

«Не человек. Не машина. Мсти-тель», – раздавалось в голове Мартина. Мысли падали, гулко отдаваясь эхом, будто камни в колодец.

Он окинул взглядом темный город, сверкающий огнями. Как он может быть красив, этот город… Как он может быть страшен… Ветер подул сильнее, охладив лицо Мартина, он почувствовал его прикосновение на левой щеке.

– Мир так прекрасен, но его заполнили зло и насилие. Если я смогу изменить хоть небольшую часть этого огромного мира, остановить хотя бы одного негодяя, оградить от беды хотя бы одного человека, сохраню хотя бы одну жизнь, я буду знать, что мое существование не напрасно. Моя главная потеря стала моей удачей. Я больше не человек. Я больше не чувствую боли и страха, кажется даже, что смерть не тронет меня, ведь она уже потратила на меня достаточно своего времени и ушла ни с чем. Я должен восстановить равновесие, а для этого заслуживающие наказания должны получить его, а понесшие страдания – успокоение и отмщение. Мое имя – Мститель.

Дождь смыл краску с правой стороны его лица, и она блеснула металлом.

– Мое имя Мститель, и я начинаю игру.

……….

…Настало утро, и при свете солнца город уже не казался таким загадочным, таким манящим и пугающим одновременно. Обыденность стала его главной чертой: и ливень, и ветер, и рваные тучи в один миг превратились из знаков судьбы в атрибуты обычного пасмурного утра. Солнечный свет слабо пробивался сквозь запылившиеся окна учебного полицейского центра, делая видимой внимательному глазу пляску пылинок над старыми матами. Но до таких мелочей никому из присутствующих в спортивном зале не было дела – очередная утренняя тренировка спецотдела лейтенанта Робертсона требовала сосредоточенности. Кроме того, вся обстановка и действия были настолько привычны для них, приходящих сюда на тренировки ежедневно год за годом, что детали и мелочи давно слились с облезающей синей краской на стенах, с душным запахом пота, с гулом недавнего сна в головах, стали их утром.

Разминка уже закончилась, кое-кто прокачивал мышцы на грубых, сделанных с расчетом на вечное пользование тренажерах. Около ринга собрались желающие посмотреть на рукопашную лейтенанта Робертсона. Он был самым старшим из всех, но годы будто бы только закаляли его тело, еще никому не удавалось победить его в тренировочном спарринге. И на этот раз противник Робертсона сложился пополам от мощного удара в печень, осел на пол с еле сдерживаемым стоном. Робертсон возвышался над его скорчившимся телом. Без тени жалости, но снисходительно он проговорил:

– Тебе еще тренироваться и тренироваться, парень, – и прочерченное шрамом лицо искривилось в самодовольной улыбке.

Каждый спарринг с Робертсоном заканчивался так, и бойцы с привычным сочувствием посматривали на поверженного товарища. Сейчас им предстояла последняя пара боев, и новый день в спецотделе пошел бы по привычной линии…