Богдан Сушинский - Черные комиссары

Теперь же ему приходилось с горечью отмечать, что весь Измаильский порт и все места базирования судов флотилии находятся под прямой наводкой румынских батарей, а это значит, что база и часть судов могут быть поражены в первые же минуты артналета.

– От самолетов противника мы еще хоть как-то можем прикрыться огнем зениток, от вражеской же артиллерии прикрываться будет нечем, – сабельным ударом подытожил его сомнения и раздумья начальник штаба флотилии Григорьев.

– Потому что право открыть огонь по румынской территории, – согласился командующий, – мы получим только после того, как высшее командование и руководство страны убедятся: на сей раз речь действительно идет не о какой-то там мелкой провокации, подобно тем, какие устраивают нам румынские и немецкие пилоты.

– А значит, теперь уже нужно огрызаться по настоящему, как это положено делать на войне.

Поднявшись в свой кабинет на втором этаже небольшого особняка, он швырнул фуражку на стол и нервно расстегнул ворот кителя. Коренной уралец, он в свои сорок четыре так и не сумел адаптироваться к южному климату и в разгар лета всегда чувствовал себя отвратительно. Причем определялось это не состоянием здоровья, а тем физическим дискомфортом, в который его постоянно загоняли палящие лучи солнца и соленый пот.

Выйдя на балкон, контр-адмирал несколько минут пытался уловить хоть какое-то дуновение прохлады, которую должна была подарить близость реки, однако ничего такого не происходило. Стоя под лучами палящего солнца, моряк задумчиво всматривался в просвет между крышами соседних зданий, портовым элеватором и кронами старых кленов.

Даже не все штабисты флотилии знали, что, в отличие от многих своих подчиненных, кадровым речником адмирал не был, хотя и прибыл к ним из точно такой же речной флотилии. И что, ступая на командирский мостик флагманского монитора «Ударный», адмирал видел себя на командирском мостике то канонерской лодки «Красная Грузия», или эскадренных миноносцев «Быстрый» и «Шаумян», то флагманского линкора «Харьков», с которым его разлучила неожиданная командировка в охваченную войной Испанию.

Исходя из условий Гражданской войны, доверить ему, тогда еще капитану второго ранга, один из своих кораблей республиканское командование не решалось, хотя Абрамов всячески настаивал на этом. Вот так и сложилось, что в течение почти трех лет Абрамов оставался военно-морским советником командира соединений эскадренных миноносцев, ведая в основном доставкой необходимых испанскому флоту грузов из Советского Союза и конвойным сопровождением в Средиземном море советских судов.

…Пилот самолета, появившегося над румынским берегом, вел свою машину прямо на порт. Буквально в течение минуты преодолев пространство над рекой, летчик теперь нагло нацеливал свой самолет на корабельную стоянку, на позиции береговой артиллерии и зенитной батареи. По опыту подобных полетов он уже знал, что ни одно орудие на вражеском берегу выстрелом не отзовется, ни один истребитель в схватку с ним не вступит, ни один сигнал воздушной тревоги в городе подан не будет. Там, на румынском берегу, все – от главнокомандующего Антонеску до последнего обозного тыловика – знали: за любой выстрел в сторону их королевского вояки русского командира тут же отдадут под трибунал. И наглели, с каждым днем все больше наглели…

Пока румынский пилот испытывал нервы зенитчиков, в том числе и корабельных, неуклюжими фигурами пилотажа, контр-адмирал бессильно постукивал кулаками по балконному обводу. Если бы кто-то из его зенитчиков прошил этого летуна-мамалыжника, Абрамов наградил бы его, чем только мог, и, хоть перед командованием, хоть перед суровым трибуналом, предстал бы с чувством исполненного долга.

Думал ли он, оставляя в недалеком тридцать девятом израненную Испанию, что очень скоро над его головой вновь будут проноситься вражеские самолеты, но уже здесь, на родине? Да в сонном бреду предположить такого не мог! Другое дело, что, находясь в воюющей стране, он так ни разу и не оказался на командирском мостике военного корабля, так ни разу не принял участия в настоящем морском бою. Как профессионала его это до сих пор задевало, ведь возвращавшихся из Испании в Союзе воспринимали как фронтовиков, прошедших настоящую боевую закалку. Но…

В свое время он уже нес службу и военного комиссара на канонерской лодке «Беднота» и помощника командира на канонерской лодке «Красная Аджария»; наконец, старшего помощника капитана – на крейсере «Червона Украина». То есть у него были все основания считать себя настоящим военным моряком. Но получалось так, что за время всей своей службы на семи современных боевых кораблях он так ни разу и не побывал в бою.