Богдан Сушинский - Черные комиссары

– Штандартенфюрер, – обратилась баронесса к барону фон Кренцу, – вы тоже слышали, как господин бригадефюрер объяснялся мне в любви, или это всего лишь слуховые галлюцинации?

– Я и сам не прочь был бы объясниться, если бы не боялся накликать гнев бригадефюрера, – сдержанно ответил куратор сигуранцы, почтенно склонив голову. – Причем мое признание прозвучало бы галантнее.

– Не сомневаюсь. Кстати, что вы так умиленно осматриваете, господин бригадефюрер: очертания моей талии или неудачно подогнанный мундир?

– То и другое. Вам не нравится мундир? Извините, шит не в Париже, но меня уверили, что портной, к которому я обратился, слывет лучшим в этой части Румынии.

– Никогда не славившейся ни тканями, ни портными, – обронил штандартенфюрер.

– Лично мне не нравятся погоны. Получается, что русские ценили меня выше, у них я дослужилась до обер-лейтенанта. – И если фон Кренца немного удивило, что баронесса произнесла все это без намека на шутку, то лишь потому, что он плохо знал характер Валерии.

– Если на службе в абвере вы проявите такую же старательность, как и на службе в советской разведке, – тоже без особого намека на шутку ответил бригадефюрер, – это упущение очень скоро будет устранено.

– Открою вам секрет, барон: и там, и здесь я служу своей собственной идее.

Услышав это, оба эсэсовца напряглись.

– Какой именно?

– Ну-ну, это уже любопытно…

Валерия подошла к фальшборту судна и несколько мгновений наблюдала, как по проложенному неподалеку от яхты понтонному мосту, рота за ротой, проходит пехотный полк румынской армии. Навьюченные рюкзаками, не умеющие держать ни строй, ни выправку, они нескончаемым потоком плелись по болотистому прибрежью к этому мосту и ступали на него, словно африканцы – на борт рабовладельческого судна. И присутствие конных офицеров, которые окружали колонну, как надсмотрщики – толпу невольников, лишь усугубляли это восприятие. Баронесса вдруг представила себе на несколько мгновений, что перед ней проходят закованные в доспехи легионы римлян, и разочарованно покачала головой: «Нет, не то! Ни в какое сравнение…».

Особого желания возвращаться к разговору об идее у Валерии уже не было, но она понимала, что эсэсовцы ждут, и пренебрегать их любопытством и терпением не могла.

– Я помню, помню о том, что обязана сформулировать свое собственное житейское кредо, господа. Так вот, уведомляю, что намерена пройти через все испытания временем и событиями, чтобы вернуться в высший свет Европы той аристократкой, каковой завещано быть самой моей родословной. Свой замок и прислуга, свои предприятия и банковские счета; участие в светских раутах и приемы при монархических дворах… Кстати, вы не в курсе дела, возрождение монархии в Австрии, Венгрии или Польше не планируется? Охотно выставила бы свою кандидатуру. Если не планируется, придется устраивать заговор против короля Михая здесь, в Румынии.

– Не завидую юному королю Михаю, – горестно покачал головой штандартенфюрер фон Кренц. Однако Валерия не обращала на него внимания. Войдя в поток своей фантазии, словно в мощное течение реки, она закусила удила и неслась, гонимая ветром судьбы, к своим неведомым причалам.

– Словом, я хочу в тот мир, в мир XIX века, господа. Я – женщина той эпохи, тех нравов, того склада мышления. Мне так и хочется объявить: «Извините, господа, по какой-то дикой случайности я родилась не в то время, пришла в будущее человечества, не попрощавшись с его прошлым. Сжальтесь надо мной, верните меня назад, в отведенную мне судьбой эпоху!». Впрочем, нет, «сжальтесь» – это не из моего лексикона.

– Правильно подмечено: не из вашего, – признал штандартенфюрер СС, взявший на себя обязанность комментатора.

– Но вы ведь тоже происходите из аристократических родов и должны понять меня.

– В Третьем рейхе, где у власти находится Национал-социалистская рабочая партия, – «рабочая», обратите внимание! – аристократичные манеры и замашки не приветствуются, – напомнил ей фон Кренц. – Принципиально и категорически, в соответствии с идеологическими постулатами – не приветствуются.

– Позвольте, барон, штандартенфюрер!.. – поморщился фон Гравс, никогда не поощрявший излишней смелости своих подчиненных. – Баронессе Валерии, столько времени проведшей на советской территории, подобное вольномыслие еще простительно, но не вам же, полковнику СС!

– Вы правильно подметили, господин бригадефюрер, – продолжила свою мысль баронесса. – Пролетаризация, повальная нищета и столь же повальное хамство; культ городского и сельского быдла, ненависть ко всему возвышенному, всему аристократическому, царящие в Совдепии, неминуемо накладывают свой отпечаток на характеры дворян. Тех дворян, которых, по странной случайности, до сих пор не удалось уничтожить их ГПУ-НКВД.