Богдан Сушинский - Черные комиссары

Каковым же было удивление полковника, когда он вдруг получил шифрограмму: «Операцию “Контрабандист” разрешаю. Всякое появление на том берегу нашего человека воспринимается в Центре как явление Мессии. – Полковник уже знал, что “Крымский Канарис”, как порой называли контр-адмирала его же штабисты, обожал прибегать к броским выражениям, точно так же, как ценил их в донесениях подчиненных. – Продумайте форму сопровождения. Решите вопрос о судьбе ее нынешнего румынского окружения».

Поняв, что в рамках операции руки у него развязаны, полковник тем не менее тут же споткнулся о последнюю фразу шифрограммы. Что значит «решить вопрос о судьбе ее нынешнего окружения»? Прежде всего, не касается ли это капитана Гродова? Уточнять у Крымского Канариса было бессмысленно. Контр-адмирал не так уж и много знал о комбате, а называть его имя в предвоенной суете было опасно: вдруг начальник контрразведки что-нибудь недопоймет в этой комбинации и в спешке так… распорядится, что потом не расхлебаешь?! А комбата он решил не отдавать никому. Это его находка, он «разработал» этого сотрудника и он же доводит его до совершенства, проводя через все круги ада. Кто посмеет?..

Нет, комбата Бекетов исключил сразу же, решив остановиться только на завсегдатаях салона Волчицы и ее «тайных гостях из-за реки», как именовались в этом кругу все, кто появился из-за Дуная, а значит, имел отношение к румынской военной разведке и сигуранце.

Сложность заключалась в том, что переправлять Баронессу нужно было срочно, причем по его, полковника, замыслу – вместе с бывшим поручиком Петром Крамольниковым. Переманивать его на свою сторону было бессмысленно, а отправлять с «засвеченной» агенткой на тот берег – еще и крайне опасно. Особенно теперь, когда Лицедей убежден, что со дня на день Совдепия падет и он снова окажется в Белой России.

Оставалось одно – использовать его «втемную», но для этого нужно было вынудить Лицедея бежать из страны. Не уйти в глубокое подполье, чтобы дождаться теперь уже скорого прихода румын и немцев, а именно бежать, причем с помощью такой же обиженной и гонимой, как и он, баронессы Валерии. Кое-что в этом направлении уже было предпринято. В течение нескольких дней Волчица находилась под домашним арестом, ее телефон прослушивался, а на квартире была устроена засада. В эти же дни асы наружного наблюдения, которых полковник занял у местных энкаведистов, внаглую прессовали Лицедея, даже не пытаясь скрывать своей слежки.

Поручик понял, что находится на грани ареста; он метался, как затравленный волк, и никак не мог понять, в чем смысл этой травли? Не ожидают же в НКВД, что при такой очевидной слежке он поведет его агентов по своим явкам? А во всем остальном… Чекисты уже знали, где он живет, в какой столовой питается, в какие часы и куда выходит на прогулку. Тогда, как все это понимать? Ждут, что он, поручик Крамольников, пустит себе пулю в лоб? Но, во-первых, какой прок чекистам от его убийства, а во-вторых, еще не вечер. Поручик Крамольников и не из таких передряг выбирался.

Правда, подобным прессом можно вынудить его явиться с повинной. Но в чем смысл подобной явки для контрразведки и для него самого? Чекисты в одночасье лишались славы разоблачителей «матерого шпиона из бывших», как любили сообщать о таких, как он, в советской прессе, а значит, не резон. Он же при любом контрразведывательном раскладе лишался жизни, а значит…

Несколько раз ему все же удавалось на какое-то время избавляться от «опекунов», и тогда он, «как мужчина мужчину», просил парнишку-молдаванина из соседнего дома позвонить со своего квартирного телефона Волчице, которую выдавал за любовницу, пребывавшую при ревнивом муже. Поскольку услуга была платной, Феликс, как звали этого парнишку, дважды с удовольствием выполнял ее, и тогда оба они слышали в трубке веселый голос хозяйки квартиры, которой столь же радостно сообщали, что «тетя Мария все еще не выздоравливает». Такой же кодовой фразой Волчица отвечала, что нужные лекарства она уже достала.

После беседы с Крымским Канарисом полковник понял, что игру с Лицедеем следует доводить до конца, и даже сумел мысленно увидеть ее финал. Другое дело, что его еще нужно было воплотить в жизнь.

В тот день поручик на удивление легко ушел от слежки и, пройдя несколько кварталов, вновь оказался у дома, где жил парнишка, отец которого работал каким-то районным начальником. Тот долго упрашивать себя не стал, однако на сей раз трубку подняла не Волчица, а баронесса Валерия.