Ева Шилова - Счастье в ее глазах

– Подождите, а как же все эти разговоры насчет идеальной пары? Вы нас обманывали?

– Да нет же! Пойми, это неоднозначно для двух сторон! Это они для вас идеальные! И жены, и целительницы! Только кто вам сказал, что вы для них такие же?! И сколько девчонок потом сбегало от не оправдавшего надежд марханца?

– Другими словами… это у них есть выбор?

– Вот именно.

– Оказаться идеальной парой для многих претендентов… это такой своеобразный дар?

– Скорее такое своеобразное проклятье. Его наследуют единицы… и именно из них отбирались ваши дихэ.

– Значит, где-то по-прежнему существуют те, кто тоже может стать нашими единственными?

– Где-то может и существуют. Только уже не станут.

– Но почему?!

– Потому что этими смертями вы нарушили договор. А черным пиаром насчет злонамеренности поступков ведьм сделали эти смерти возможными. А такие «косяки» не следует прощать никому.

– А если я обращусь напрямую к маркграфу?

– Не стесняйся. Только держи при этом в уме, что маркграф Сотфридж не из блинчатой муки сделан. И подобный плевок в лицо спускать правительству Мархане не намерен. Я уже имела с ним беседу на сей счет не далее, как после смерти Клео Ланст. И поставила его в известность о нежелании твоего Щита хоть как-то объяснить свои действия. А дальше ситуация только ухудшалась. И даже если он решит пойти вам навстречу… в чем я сильно сомневаюсь… лично я больше вам никого из своих девочек на растерзание не отдам.

Марвин перевел глаза на мистрис Рогнеду и неожиданно ощутил к ней жалость. Это для него схваченные девицы представлялись ведьмами, исчадьями бездны, тварями, пригодными только для уничтожения, а она ведь всех их знала. Это для него они все, ну почти все, не более, чем галочки в списке «на костер», а для нее? Многие посвященными Илиенари вырастали из сирот… или детей, подброшенных к храмам сестер Богинь Воды, и она с ними постоянно контактировала, растила, учила, любила, проверяла, отбирая лучшие варианты для марханцев… Это ей сейчас тяжелее всех, потому что они ей были близки. Ей ведь уже лет шестьдесят? Или больше? Потому и сидит она с трудом, опираясь на подлокотники кресла, потому и выглядит как совсем дряхлая старуха, даром что в начале беседы, нападая на них, звенела как струна. А ведь и впрямь никого она не отдаст герцогу, неожиданно понял он. Так и будет тяжело оплывать в кресле, молча и бесслёзно оплакивать питомиц, но больше ни одну из них в Мархану не пустит. Видимо герцог тоже это понял, потому что рискнул выложить как бы не последний козырь:

– А ведь Мархана может потребовать соблюдения условий давнего договора под угрозой вооруженного вторжения…

– Вооруженного вторжения, говоришь… и маркграф, по-твоему, будет сидеть смирно и даже сопротивления не окажет? Но дело-то даже не в нем. Ты бы хоть подумал, как марханцы будут выглядеть даже после простых угроз о нападении? И кто после этого из дараек рискнет подумать о жизни с теперь уже… не кривись! С врагом. А вместо того, чтоб угрожать, лучше бы выяснил, почему твои люди не удосужились… или специально не стали предупреждать свежеиспеченного Щита о последствиях… отчего все и получилось… так, как получилось.

– Я найду виновных! Но…

– И, кстати, чтоб у тебя не оставалось иллюзий… отныне граница между Марханой и Дарайей для наших женщин закрыта. Два часа назад с согласия маркграфа Сотфриджа установлен магический полог, непреодолимый для женщин нашей страны. Захотите заполучить дихэ – попытайтесь эмигрировать к нам и убедить кого-то из дараек в своей великой и неземной любви. Иначе никак. Все переговорные зеркала тоже будут дезактивированы, останется только официальное, дворцовое, для деловых переговоров. Прощай.

И отключилась.

Она-то отключилась, а для меня все только начинается, уныло подумал Марвин. И был прав. Герцог не стал его убивать, наоборот! Взял с него клятву, что Марвин не посмеет причинить действием или бездействием самому себе вреда и спокойно выставил его на растерзание всех тех, кто остался его стараниями без дихэ. Вот они на нем и оторвались. Один Аурелио Раконти, Оплот Марханы, высказался в том смысле, что «пачкать руки о всякую грязь ему зазорно». Зато остальным оказалось не зазорно пройтись ему и кулаками по зубам, и каблуками по ребрам. Причем, особенно неистовствовал Устам Шерви. Казалось бы, Негоция Марханы, натренировавшийся на долгих переговорах, должен быть сдержанным по своей природе, но именно он яростнее остальных порывался порвать Марвина на клочки. А потом эти вельможи задумались о дальнейшей судьбе бывшего Щита.