Сергей Зверев - Один среди «тигров»

В густом кустарнике, изрытом промоинами и овражками, «тридцатьчетверки» развернулись в одну линию. Соколов хорошо видел, как идет бой на позициях третьего батальона. Пехотинцы подожгли гранатами и бутылками с зажигательной смесью уже пять танков, в окопах идет рукопашная, но немцы развернули в наметившийся прорыв дополнительные силы. Еще десяток танков, и группа бронетранспортеров пошла на этот фланг. Вот их и надо отвлечь первому взводу сильными огнем. Он тут же передал командиру открыть огонь по задним танкам – пусть у противника возникнет ощущение, что он атакован с двух сторон.

– Вперед!

Развернувшиеся в линию пять «тридцатьчетверок», набирая скорость, пошли вперед, ломая гусеницами кустарники и молодые деревца. Вместе с тем два взвода остановились и сделали залп по задним машинам фашистов, подходившим в район прорыва позиций пехотного батальона. Два танка остановились как вкопанные, еще один вспыхнул, как факел. Со вторым взводом Соколов повернул в тыл атакующим немцам, которые уже утюжили окопы, а третий взвод сделал еще залп. Вместе с ним со стороны центра начали стрелять три танка первого взвода.

Не прошло и пяти минут, как все десять танков были подбиты. Бронетранспортеры попятились назад, немецкая пехота стала разбегаться. Падали и падали под пулеметным огнем солдаты в ненавистных чужих мундирах. Немецкие танки не выдержали и стали отползать с линии окопов. Атака захлебывалась. Пять советских танков, зайдя с тыла, расстреливали врага в упор. Одна за другой начинали дымить вражеские машины. Подоспевшие с других позиций бронебойщики добивали бронетранспортеры, били в подставлявшие бока вражеские танки. Пехота бежала, а вслед ей били пулеметы – это поднялись в контратаку бойцы поредевшего батальона.

Поле перед окопами третьего батальона было уставлено дымящимися и горящими немецкими танками и бронетранспортерами, дым разносило ветром, накрывая тела убитых врагов. И в этом дыму можно было еще успеть сделать что-нибудь важное.

– «Коробочка-два», «Коробочка-три», слушай приказ! Встаете между подбитыми танками в дым и стреляете по «тиграм» на опушке. Бейте по гусеницам, по ходовой, сбивайте их с катушек. Выскочили из дыма, выстрелили, и сразу назад, прячетесь за подбитыми немцами, уходите в дым.

Подтвердив, что они поняли установку, два взвода развернулись и остановились среди уничтоженных немецких танков. Соколов опустился в башню и закрыл люк, прижавшись лицом к нарамнику перископа.

– Ну что, ребята, – переключившись на ТПУ, сказал он. – Теперь и мы поиграем в кошки-мышки, только в одиночку. Слушайте меня! Семен Михалыч, через лесок идешь напрямик. Там в конце, у опушки, будет балка с покатыми склонами. Через нее немцы не пройдут. Выведете нас к этой балке, а потом – налево к опушке. Выйдем как раз в бок к «Фердинандам» и «Тиграм». Запоминайте. Первый выход у мыса на опушке. Видите его на карте? Логунов, покажи Бабенко… Три выстрела бронебойными, потом назад и вправо на двести метров к балке. Еще три выстрела, и возвращаемся к своим. Все понятно?

– Так точно, – задумчиво ответил за всех наводчик. – Сделаем. Только ты, Семен, постарайся сразу машину ровно поставить на «короткой». Тут будет каждая секунда на счету. Немчура тоже стрелять умеет. А против «Фердинандов» в лобовую нам не устоять. Да и у «Тигров» стоят зенитные пушки – восемьдесят восемь миллиметров!

– Я тебя подводил хоть раз? – тихо отозвался Бабенко.

– Вытащите нас назад, – не столько приказал, сколько попросил Алексей. – Сделаем как надо, и закончится на сегодня у немцев атака. Если сегодня не пройдут, то не пройдут уже никогда.

– Что с вами делать, дети мои, – усмехнулся Бабенко. – Вытащу. Хоть раз я вас не вытаскивал?

Интонация механика-водителя Соколову не понравилась. Что-то сжалось внутри от его слов. Вдруг подумалось, что Бабенко хоть и старше всех, но ему ведь едва за сорок лет. Он не намного старше Логунова. Но как-то изначально, с момента появления в экипаже Семена Михайловича, все приняли его искреннюю отеческую заботу. И что-то с Бабенко в последнее время происходит неладное. Опыт войны Алексею подсказывал, что многие люди предчувствуют собственную смерть. Как часто перед боем он видел у бойца потухший взгляд, апатию или вот такую грусть и тоску в глазах. Хотя у Бабенко была в глазах не тоска, а вина. Что-то он такое вспомнил из своей жизни, какие-то новости получил, и это резко изменило его настроение. Ведь всегда он был добродушным, улыбчивым, невозмутимым…