Андрей Воронин - Точка кипения

– Горшок, ты куда, падла? Стоять! – рявкнул длиннорукий и, перекрывая его зычный голос, над площадкой взметнулся полный боли вопль:

– А-а-а!

Что ж, случалось и Комбату ошибаться. Он хотел просто железно выключить одного из нападавших, а вместо этого изувечил его. Рублев замечал за собой такое и раньше, когда ему приходилось иметь дело с отпетым хулиганьем. Вроде задумываешь один отработанный удар, а рука наносит другой, тоже великолепно поставленный, но гораздо более опасный для здоровья противника.

Вопль оборвался, но боль так моментально не проходит, скорее всего изувеченный потерял сознание от болевого шока. Его дружки замерли в нерешительности, и лишь злобные вопли длиннорукого заставили их атаковать. Гнилозубый, жаждавший мести, а потому активнее всех рвавшийся в драку, первым бросился на Комбата. Он решительно замахнулся обрезком трубы. Ах, какой это был замах! С такого замаха не то что человека – слона можно было уложить. Но бандиты недооценили противника. Они видели перед собой зрелого мужика очень приличных габаритов, знающего толк в кулачном бою. Но им и в голову не приходило, что мужик с его возрастом и весом способен на приемы в стиле Ван Дамма. Гнилозубый увидел только мелькнувшую ногу, после чего отправился в свободный полет, сметя по пути одного из дружков.

Комбат поспешил воспользоваться тем, что на какое-то время у него остались лишь двое противников. Ближе всех к нему оказался невезучий Горшок. Вынужденное передвижение Кучера по воздуху окончательно деморализовало его. Он стоял как агнец, обреченный на заклание. Комбат моментально сообразил: парню нужен только повод, чтобы выключиться из драки. Он небрежно ударил застывшего Горшка, и тот снопом повалился на землю, имитируя долговременную потерю сознания. Комбат бросился на обезьянистого типа. Тот невольно попятился назад.

Увы, гнилозубый очухался слишком быстро. Видно, у него был иммунитет к сотрясению мозгов. Рублев краем глаза заметил опускающуюся руку, удлиненную длинным цилиндрическим предметом, и отпрянул за турник. Послышался звон металла о металл, гнилозубый от внезапной боли, искрой пробежавшей по руке и острием шпаги вонзившейся в плечо, выронил обрезок трубы. Чуть пригнувшись, Комбат врезал ему снизу в челюсть. Вот тут-то гнилозубого проняло! Раскинув руки, он шмякнулся на песок, где и застыл, напоминая огромную лягушку, готовую для препарирования в научных целях.

В это время Комбат почувствовал резкую боль, в голове зашумело. Парень, сбитый гнилозубым во время свободного полета, сумел улучить момент и нанести удар. Комбат пошатнулся и заметил здоровяка с рассеченной губой и подбирающегося сбоку длиннорукого. Рублев чуть отступил назад, и тут длиннорукий, решив, что Комбат до сих пор потрясен ударом, совершил ошибку, повернувшись и наклонившись за обрезком трубы. Комбат отреагировал мгновенно. Он подскочил к здоровяку, обозначил левой рукой удар в живот, а когда тот прикрылся, нанес размашистый боковой удар ногой в голову. Здоровяка отбросило в сторону, и он рухнул на бедолагу Горшка, который, продолжая симулировать беспамятство, без звука принял тяжесть упавшего тела.

Остался только длиннорукий, державший трубу на отлете, словно биту.

– Все, мужик! Давай разбегаться! Ты же не хочешь схлопотать железякой по кумполу? – предложил он.

– Хорошо, – согласился Комбат. – Я ведь так, проветриться вышел. Это вы здесь разборки устроили.

Рублев повернулся – слишком беспечно, как решил длиннорукий. Он взмахнул трубой и бросился вслед уходящему человеку. “Сейчас труба опустится на голову, хрустнут кости черепа, и плевать на приказ Матроса, мужик сам напросился на мокруху”, – думал длиннорукий.

В это время Комбат неожиданно развернулся, подсел и, ухватив опускающуюся вниз руку, крутанул через себя набравшее инерцию тело. Длиннорукий рухнул на узкую скамейку и захрипел. Труба со звоном выпала из разжавшихся рук.

– Не исключен перелом позвоночника, но ты ведь сам этого хотел, – сказал Комбат и окинул взглядом площадку. – Да, нестандартно прошла разминка.

Вячеслав Бобров сидел у телевизора в своей холостяцкой квартире. Показывали какую-то муть, во всяком случае, так стало принято говорить о телепередачах. Но “муть” Вячеславу нравилась. Он еще помнил советские времена. Вот тогда действительно шла муть. Он представил, что было бы, если бы при Брежневе показали “Крестного отца” или первый фильм “Звездных войн”. Вымерли бы все улицы городов и сел, даже водители общественного транспорта, видя пустые салоны, постарались бы улизнуть домой, чтобы хоть краем глаза взглянуть на заморское чудо. И на следующий день в курилках только и было бы разговоров о семье Карлеоне и космических битвах, хотя, честно говоря, не стоили они такого повышенного внимания.