Андрей Воронин - Смерть знает, где тебя искать

– Вот ты с ними и разбирайся. Может, они у тебя те денежки, которые за свет намотал счетчик, вот сюда запустили? – и Дорогин, запрокинув голову, щелкнул себя по горлу. Щелчок получился звонкий, словно он ударил указательным пальцем по пустой обувной коробке.

– Нет, нет, что ты, мои сыновья не такие! Иди смотри свой счетчик.

Сергей внимательно оглядывался. То, что сыновья уехали, он видел, прячась в кустах и наблюдая за домом.

– А где тот электрик, что всегда? – с подозрением глядя на Муму, произнесла Наталья Евдокимовна.

– Где, где.., отпуск у него, лето все-таки. Скотина он, сейчас где-нибудь рыбку ловит, водку с пивом пьет, а мне тут ходи от дома к дому, словно я леший какой!

– Ты не шуми, не шуми, родимый! Вот посмотри, что у нас к чему. Должен быть порядок.

– А это что за провод? – Муму поднял голову, указывая плоскогубцами на толстый синий провод, который шел от дома к оранжерее.

– Это? – Наталья Евдокимовна тоже посмотрела на провод, который украшали две ласточки с хвостами, похожими на ножницы. Ну как это, что за провод.., в оранжерею идет, чтобы цветам свет был, чтоб мотор работал, воду качал.

– А разрешение у вас есть?

– Какое еще разрешение? – уже совсем пугаясь, произнесла Наталья Евдокимовна.

– Разрешение на отвод.

Сергей уже догадался, эта женщина в электричестве не понимает ровным счетом ничего и можно грузить что угодно, она все будет принимать за чистую правду.

– Ты счетчик хотел посмотреть, так смотри.

– При чем тут счетчик? Куда провод идет, вот что меня интересует! – Сергей покопался в сумке, вытащил из нее отвертку и направился к оранжерее, дверь которой была распахнута. – Фу ты, да у вас тут цветов, как в ботсаду! Красивые какие!

– Да уж, красивые, хорошо растут, – чтоб хоть как-то умастить странного электрика, произнесла Наталья Евдокимовна. – Хочешь, тебе букет нарежу, родимый?

– На хрена они мне! Куда его девать, ходить с ним, как с веником? Если бы на свадьбу шел или на именины, то другой разговор. А так на хрен они мне? Жена деньги требует, а не цветы.

– Может, выпить хочешь, закусить?

– Это, конечно, можно, но, мать, потом к этому мы еще вернемся. А сейчас давай открывай дом, смотреть буду.

Сергей осмотрел дом, переходя из комнаты в комнату, делая вид, что изучает проводку. Что-то записывал в свою тетрадку, чертил крестики, нолики, ставил непонятные Наталье Евдокимовне цифры. Она уже вся извелась, чужих людей в доме она не любила.

– Да у вас, я гляжу, два холодильника?

– Два, два, родимый. У меня же сыновья, едят много.

– И псы у вас страшные.

– Ой, и не говори! Такие страшные, сладу с ними никакого, чужих даже на порог не пускают!

– Таких надо на цепи держать.

– Так ко мне сюда никто не ходит, родимый, кого мне бояться? Мы законы не нарушаем, налоги сыновья все платят до копеечки.

– Это хорошо. Но я же не налоговая инспекция, мать, что ты мне все это рассказываешь?

Обращение “мать” от постороннего человека Наталье Евдокимовне не нравилось, оно ее коробило, оставляло в душе осадок. И постепенно она стала закипать на этого странного электрика.

А тот все ходил.

– Почему здесь провод не заштробили в стену?

– Чего, родимый, заштробить надо было?

– Провод надо в стену прятать, а то торчит у вас. Сгорите к черту когда-нибудь, как в деревне.

– В какой деревне?

– Да в Крыжовке дом сгорел. Вначале дом загорелся, тоже проводка была не в порядке… Я говорил хозяйке, мол, проводка у вас ни к черту, а она говорит: “Потом, потом”. Вот и сгорели, дотла сгорели, до самого фундамента.

Сергей с опаской выбрался на крыльцо, осматривая провода. Псы рычали, но на крыльцо не поднимались.

– Э, убери, мать, я в твою оранжерею пройду, у тебя там еще один счетчик должен быть.

– Как же, как же, есть. Даже с этим, с кнопками”.

– С кнопками, говоришь? – Сергей вытащил из кармана отвертку-индикатор. – Открывай, мать, – указывая рукой на столб с железным узким ящиком, сказал он.

Женщина открыла. Сергей принялся осматривать счетчик с коробкой.

– Что-то тут у тебя, мать, цифры какие-то большие.

– Какие есть, родимый, – из властной и решительной Наталья Евдокимовна постепенно превращалась в растерянную.

– С рукой у тебя, мать, что?

– Поранила. Заживать не хочет, – принялась жаловаться на болячку Наталья Евдокимовна, пытаясь вызвать жалость у несговорчивого электрика. – Я тебе бутылку, родимый, дам, ты уж в этом не сомневайся.

– А я в этом и не сомневаюсь, – Муму вел себя нагло, даже с перебором. Но этот перебор шел на пользу. С каждой его небрежно брошенной фразой, с каждым решительным и уверенным движением Наталья Евдокимовна теряла присутствие духа.