Сергей Богачев - Донецкие повести (сборник)

Чеченец, развалившись, сидел в кресле, положив руки на автомат и вытянув далеко вперед свои длинные ноги. За столом, склонившись над миской с едой, сидел мужчина. Это был Оливер Пернье. Его лицо распухло от синяков и кровоподтеков, одежда была изорвана и покрыта слоем грязи, но это был он. Черепанову сразу бросились в глаза яркие кроссовки, в которых щеголял журналист перед своим исчезновением. Немного в глубине комнаты на диване лежала пожилая женщина. Ее рот был заклеен скотчем, а руки и ноги стянуты капроновым жгутом. Она не шевелилась, но тяжелое дыхание говорило о том, что женщина еще жива.

Испортил все Матрос. Он, видимо, не понял, с кем имеет дело, и пока Иван рассматривал, что происходит в комнате, смело открыл в нее дверь.

– И что все это значит, Мусса? – с порога спросил взводный, оглядываясь по сторонам.

Реакция чеченца была мгновенной – не отрывая автомат от колен, он выстрелил. Одна из пуль попала Матросу в голову и отбросила его тело на веранду. Иван почувствовал, как в его затылок уперся ствол пистолета.

– Будешь дергаться – пристрелю, как шакала, – голос с характерным кавказским акцентом раздался у самого его уха.

В это время, оттолкнув от порога тело Матроса, на крыльцо вышел Мусса.

– Похоже, брат, я успел вовремя, – самодовольно произнес Ахмад, подталкивая Черепанова впереди себя. – Как чувствовал, что Матрос тебя выслеживает. Выводи остальных, будем менять укрытие.

– А это кто такой? – спросил Мусса, глядя на Ивана. – Вроде не из нашего отряда.

– Разберемся, брат, сейчас времени нет. Нужно уходить отсюда, – поторопил его Ахмад.

Мусса вошел в дом, и через пару секунд оттуда раздался приглушенный звук выстрела. На крыльцо он вышел только с перепуганным журналистом. В это мгновение произошло то, чего не ожидал никто. Где-то далеко ударил «Василек» – первая мина упала метрах в двадцати от них, вторая – разорвалась прямо за забором. Понимая, где сейчас разорвутся третья и четвертая мины, Черепанов резко развернулся и, притянув к себе растерявшегося чеченца, упал с ним на землю. Худенький журналист юркнул в открытую дверь дома. Это было последнее, что увидел Иван – очередная мина разорвалась совсем рядом. Тело Ахмада, которым прикрылся Черепанов, дернулось несколько раз и затихло. Какая-то сила оторвала их от земли и бросила в густые кусты сирени.

Иван не знал, сколько времени он пролежал без сознания. В голове гудело, грудь ныла в нескольких местах – бронежилет принял на себя удары осколков, но ребра от переломов не уберег. Покачиваясь, он вошел в дом. У крыльца ему пришлось перешагнуть через тело Муссы – острый осколок мины аккуратно срезал ему часть черепа.

– Оливер! – хотел крикнуть Иван, но вместо крика из горла раздался какой-то хрип. К его счастью журналист сам показался на пороге комнаты. Перейдя на английский, Черепанов в двух словах объяснил ему, кто он такой и что отсюда нужно уходить как можно быстрее.

– Иван, у тебя телефон есть? – спросил у него Пернье. Его заплывшие от кровоподтеков глаза лихорадочно блестели. – Это нужно снимать на видео! Получится потрясающий репортаж. Европа такого еще не видела!

Черепанов не успел ему ничего ответить – за горизонтом ухнули гаубицы, и зарево от разрывов падающих невдалеке снарядов осветило безумное лицо журналиста. В поисках телефона Оливер склонился над телом Муссы и стал выворачивать его карманы. На этот раз ему повезло больше – у погибшего чеченца оказалась два телефона. В это время из-за ближайших домов послышался какой-то шум. Скрежет и лязг гусениц был слышен даже несмотря на непрекращающийся обстрел. Пернье как стоял с вожделенными телефонами в руках, так и замер – его глаза округлились и, казалось, стали стеклянными. Проследив за взглядом журналиста, Черепанов увидел, как в дальнем конце улицы разворачивается танк, на борту которого белой краской было выведено «На Берлин!» Легендарный Т-34, который все привыкли видеть на постаментах в окружении детворы с цветами, с невероятным скрежетом двигался по улице в их сторону. «Может, это галлюцинации после контузии? – подумал Иван, снимая каску и устало опускаясь на деревянное крыльцо дома. – Расскажешь кому – не поверят…» Хотя новость о том, что ополченцы принялись за ремонт техники времен Великой Отечественной войны, он где-то читал. Поравнявшись с крыльцом и подмяв под себя куст сирени, тяжелая машина резко остановилась. В башне откинулась крышка люка, и оттуда показалось знакомое лицо Сани Дубровского: