Дядя Яруб, старший диспетчер столичного аэропорта, помогавший ей купить дефицитный авиабилет, терпеливо дожидался у выхода на таможенный контроль.
– Скорее, госпожа Бенфика! Самолет может улететь! Трап уже хотели отгонять, но я приказал диспетчеру на вышке подождать еще чуть-чуть!
Какой же дядя Яруб славный, а еще терпеливый! Покойный отец часто с ним общался. Друзья с юности – оба тонкие ценители древних клинков – обычно встречались в лавке величайшего оружейника страны Абдуллы бен Узейри и подолгу с наслаждением обсуждали невероятные истории редчайших кинжалов династии Тахиридов.
Старший диспетчер взял паспорт девушки, и они помчались по обходным узким коридорам аэровокзала, минуя пограничников и таможню. Старик оставил ее лишь на минуту – поставить штамп, свидетельствующий о том, что госпожа Бенфика покидает родину. Потом они бежали по раскаленной бетонке к ревущему Ил-18. Пропеллеры самолета крутились как бешеные, и примерно так же колотилось сердце девушки. Перед самым трапом в руках у дяди Яруба, как у дервиша, показывающего фокусы на базаре, появилась маленькая бутылка воды и пачка бумажных салфеток. Она благодарно кивнула и стала быстро подниматься по шаткому трапу, на ходу вытирая щеки, и белые салфетки тут же становились красными.
2
Двумя днями ранее в столице
По кривым улицам древнего города Саны, по истертым тысячелетним камням слоняются мужчины с бесстрастными лицами. Ждут вечера. Ни один уважающий себя основательный йеменец вроде дяди Шейха ни за что не станет жевать дурман-траву с утра пораньше. Нет, только во второй половине дня, когда жаркое солнце напечет темечко маленького оборванца, разносящего приторную арабскую кока-колу на базаре, дядя Шейх наконец с облегчением зашагает в узкое пятиэтажное жилище, сложенное предками из крепчайших базальтовых плит и обожженного кирпича. На первом этаже он скинет шлепанцы и помоет ноги; на втором – обнимет и поцелует молоденькую красавицу жену; на третьем одобрительно потреплет маленького сынишку, ползающего рядом с автоматом Калашникова (пускай привыкает к оружию!); на четвертом усядется перед скатертью-самобранкой с вареными цыплятами, горячей бараниной, стопой свежих лепешек, зеленым чаем, а также домашним лимонадом из лайма и мяты – и только потом, с вдохом и выдохом на каждой почерневшей за четыреста лет ступеньке, бормоча «Аллах, Аллах…», поднимется на пятый – в просторную полутемную комнату «мафрадж», где мужчины наслаждаются свежей дурман-травой и обсуждают важные проблемы. У каждого приличного гражданина северного Йемена – землевладельца, офицера полиции, стоматолога, генерала или попрошайки на мировом рынке, называющего себя президентом страны, – обязательно есть мафрадж, в котором всегда приятно думать, что на улице невыносимо жарко. Здесь обязательно прохладно из-за хорошо продуманных древними строителями крохотных вентиляционных окошек. Через них и женщине не грех на улицу поглазеть (без опаски быть увиденной чужим мужчиной), и при нападении врага их как бойницы можно использовать.
Сегодня в мафрадже собрался Совет во главе с новым лидером племени – дядей Шейхом.
В комнате для мужского отдыха традиционно отсутствует всякая мебель. На полу лишь старинные ковры ручной работы – тонкие, спокойных, некричащих оттенков. После трудного дня десять мужчин сидят, скрестив ноги, или полулежат на маленьких подушках, расшитых простыми орнаментами. Их калашниковы рядом. Автоматическое оружие у горцев всегда под рукой – в кофейне за кальяном, на приеме у зубного врача и даже в школе на родительском собрании. Где-то далеко над землей парят поезда на магнитных подушках, а в этой стране до сих пор садятся на ишаков и пускаются в спор, какой калашников лучше: советского производства за три тысячи пятьсот долларов или китайский за семьсот. Суть дискуссии в том, что последний становится слишком горячим при стрельбе очередями.
Перед каждым членом Совета целлофановый пакет, набитый дурман-травой. Пальцы привычно теребят зеленые листики, нащупывают упругие кончики веток, разламывают брызжущее соком растение и кладут в рот. Зубы усердно пережевывают зеленую массу, превращая ее в комок, затем смачный кругляш надолго перемещается языком за щеку. Члены Совета сладко дуреют, но и о повестке дня не забывают. Главное на сегодня: как с максимальной выгодой распорядиться коллекцией кинжалов, оставшихся после умершего вождя? Оценщики подтверждают, что клинки эпохи халифата Аббасидов стоят не менее трех миллионов долларов США, а то и дороже.
Читать дальше