Андрей Воронин - Слепой. Один на один

Интеллигентишка, попавший в крытку явно случайно, тертой братве совсем не нравился. Да и постоять он за себя не мог, за что и получал стабильно.

Все вообще недоумевали, как такого кадра угораздило загреметь на зону. И больше всех недоумевал сам Турбин.

В первые тридцать пять лет своей жизни он был вполне благонадежным гражданином. Во всяком случае на первый взгляд. Люди называли его по имени-отчеству, а все престарелые соседки очень уважали этого благодушного и вежливого интеллигента.

Окончив аспирантуру и кое-как защитив диссертацию о скифских курганах, двадцатипятилетний археолог Турбин устроился на работу в институт. Впереди его ждало известное будущее, сначала сто двадцать рублей в месяц, потом сто пятьдесят, потом сто семьдесят, а потом, лет этак через двадцать, после защиты докторской, и все двести тридцать. К этому времени, вполне возможно, подошла бы и его очередь на квартиру.

Такая перспектива Володе совсем не нравилась. Он был человеком честолюбивым. И именно эта его черта не позволяла зарабатывать столько, чтобы еле хватало протянуть от аванса до зарплаты.

Именно поэтому уже в самом начале его самостоятельной ученой карьеры парню вдруг разонравилось копаться в древних костях и ночи напролет сидеть за пишущей машинкой.

С тех пор для советской науки Турбин умер. Он уже не мог обогатить ее какими-нибудь изысканиями вроде «Сравнительного анализа похоронных сооружений Черноземья России». Теперь его волновало лишь собственное обогащение.

Полученных за государственный счет знаний вполне хватило Турбину, чтобы найти свое место в «черном» антикварном бизнесе. Местечко поначалу скромное – то оценщика, то посредника. Но прошло совсем немного времени, и он по-настоящему встал на ноги.

В те времена рынка антиквариата в стране как бы не существовало. То есть именно рынка, где продаются дорогие и солидные вещи, а не базарчика с ширпотребом за трешку. Ведь крупные вещи – они и стоят по-крупному, а таких денег у советского человека в принципе быть не могло.

На самом деле деньги кое у кого из советских людей, конечно же, водились, и желание их потратить на красивые детали для интерьера своей квартиры у некоторых скоробогачей-«цеховиков» имелось.

Да и страсть к коллекционированию тоже никуда не исчезла – она была не чужда даже крупным партийным функционерам. Была эта страсть, кстати, и у крупнейшего советского биохимика академика Авраама Весселя, который со временем стал постоянным покупателем Турбина.

Покрутившись вокруг да около год с небольшим, бывший археолог полностью вошел в курс дела. Теперь ему были известны и фамилии потенциальных клиентов, и способы добывания товара.

Для кого-то старинный подсвечник из дворца Воронцовых или набор французской столовой утвари казались чем-то вроде хлама, оставшегося в наследство от ушедших в мир иной бабушек и дедушек. Дескать, выбросить жалко, а деть некуда.

О реальной цене этих безделушек большинство «простых смертных» даже и догадываться не могло. Такие люди, как магнит, притягивали спекулянтов.

Главным оружием Турбина стала его удивительная способность вызывать у незнакомых людей доверие. В плане умения «разводить» он был настоящим докой, и этому ушлому коммерсанту много раз удавалось без лишнего труда обходить конкурентов.

Вещь, за которую кто-то из них сразу предложил бы двести рублей, а потом, после долгого и унизительного торга, увеличил бы ставку в два раза, Турбин с улыбочкой обменивал на какую-нибудь электробритву «Харьков». И затем успешно спихивал ее за полторы тысячи – хотя любой другой барыга довольствовался бы и половиной этой суммы.

Самое главное, что все его клиенты – и покупатели, и продавцы, – были довольны совершенной сделкой. И когда им потом объясняли, что они стали жертвой обмана, большинство упорно не хотело в это верить.

Все было почти как в анекдоте про барабан Страдивари. Какой-то уркаган решил удивить братву и ради понта купить очень дорогую антикварную вещь. Для этого он обратился к известному еврею-перекупщику. Тот взял деньги, положил их в баночку из-под дефицитного кофе и закопал у себя в саду. Потом сходил в соседнюю школу и за бутылку чернил выторговал у местного физрука старый пионерский барабан.

Когда бандюга появился, перекупщик с торжественным видом протянул ему этот музыкальный инструмент и поздравил с удачной покупкой. Зная, что в школе тот все равно не учился и в пионерах, соответственно, не состоял.