Анатолий Мусатов - Русская сага

Эти мысли он прокручивал в голове уже давно. Юрка был нужен ему только до кучи. Тех, кто ошивался около Вадима, Сергей знал хорошо. Эти кретины не представляли для него опасности, но подлости им было не занимать. А потому, не мешало бы подстраховаться лишним глазом, чтобы уберечься от нападения сзади. Тут Юркины кулаки были не нужны, а вот для того, чтобы упредить его он оказался бы кстати…

Толчок приятеля в бок заставил Сергея очнуться. Они стояли перед огромным недостроенным зданием цеха. Юрка скривился в понимающей гримасе:

– Понятно, зачем мы сюда пришли. Дешевая рабсила понадобилась!..

– А ты думал, в буфет нас повели, на завтрак?! – Сергей вздохнул. – Посмотрим, что за фигню нам приготовили!

Приведший их старик подождал, пока все не соберутся около него и, прокашлявшись, сказал:

– Ребята, нам нужно убрать мусор и снег внутри помещения. Парни будут нагружать мусор на носилки, и выносить, куда я укажу. Девочки будут подметать остатки мусора. Пять человек пойдут со мной…

По закону подлости, Сергей оказался в числе этих пятерых. И, конечно же, Вадима в их числе не оказалось. Сергей поискал взглядом его высокую, плечистую фигуру. Почти инстинктивно развернувшись туда, где стояли девочки, Сергей с тем же злым холодком в сердце увидел среди них Наташу и Вадима. Они о чем-то увлеченно спорили, но спор их уж очень смахивал на согласное воркованье. Сергей видел, как Наташа, в ответ на жаркую реплику Вадима, поджимая пухлые губки, строила легкую притворную гримаску несогласия…

Сухонцев усмехнулся: «Миленская, Миленская… ах, Наташа, лукавое ты существо… По сути, ты была типичной маленькой куколкой со всем набором простых генетических примитивов, свойственных красивым пустоголовым женщинам…».

В кармане тяжелой дрожью проворчал мобильник. Сергей Дмитриевич взглянул на дисплей. На нём высветился номер московского коммутатора.

– Слушаю.

– Сергей Дмитриевич, вам звонок…

Оператор назвал номер, и Сергей Дмитриевич узнал в наборе цифр знакомое сочетание. «Верочка…». Он набрал номер и услышал мягкие интонации её голоса:

– Алло?

– Верочка, добрый день. Это Сергей Дмитриевич. Что случилось?

– Здравствуйте, Сергей Дмитриевич. Не волнуйтесь, ничего не случилось… Просто у меня появилась причина позвонить вам. Только не пугайтесь, это приятная для меня причина.

– Верочка, я всегда рад слышать твой голос. Вот только я теряюсь в догадках, что же за такая приятная причина?

– Сергей Дмитриевич, я по вашему голосу догадалась, что вы опять пропустили важную дату в своей жизни. Вы смотрели на сегодняшнее число?

– Вот уж не думал, что сегодняшнее число так отличается от прочих! Чем же оно так знаменательно?

– Если день рождения человека не знаменательная дата, то вы, Сергей Дмитриевич, просто очень …

– Ты хочешь сказать, что у меня сегодня день рождения?

– Да, Сергей Дмитриевич, именно сегодня у вас день рождения, с чем я хотела вас поздравить!

– Да-да-да… – растерянно протянул он. – Скажите на милость, а ведь я и впрямь забыл! Верочка, дорогая, спасибо, что не забываешь старика!

– Сергей Дмитриевич, вы меня обижаете! Старику я звонить бы не стала! До свидания, Сергей Дмитриевич, еще раз с днем рождения!.. Ой, простите, чуть не забыла! Вам звонила какая-то женщина. Она назвалась Натальей Семеновной. Просила передать вам, что свадьба Никиты состоится в октябре…

– Хорошо. Что-нибудь еще сказала? – спросил он через паузу.

– Ах, да-да!.. Она добавила, что вы знаете, как поступают в таких случаях отцы.

– Мгм… Спасибо, Верочка! За мной должок! Я скоро приеду, и мы отметим мой юбилей вместе. Ты, Анна Ильинична и я…

Этот неожиданный разговор с Верой несколько повернул настроение Сергея Дмитриевича. От прежнего меланхолического скепсиса не осталось и следа. Он невольно поймал себя на мысли, что сравнивает ту, былую женщину в его жизни с этой, умеющей быть рядом, ничем не обременяя его привычный ход жизни. «Наверное, это эгоизм…», – усмехнулся Сергей Дмитриевич. Он отодвинул от себя пухлый том отчета только что законченных испытаний агрегатного узла, и откинулся на спинку кресла. Его лицо, ушедшее в тень зеленого абажура настольной лампы, постепенно принимало неопределенное выражение глубокого размышления, какое бывает у человека, погруженного в свое давнее, но не отболевшее …

Он так и не мог понять до сих пор, почему он, так страстно и настойчиво добивавшийся, – нет, ни внимания, ни благосклонности и даже ни любви Наташи, – но полного обладания ею, всем тем, что олицетворяло для него не только высший образ любви, но и плотскую страсть, вскоре мог так жестоко и надолго разувериться в существовании этого чувства. Он еще не совсем отчетливо тогда понимал, что такое – «плотская страсть». Все его инстинкты и мизерные познания этой стороны жизни были связаны только с образом Наташи. Тождество его чувства с ее внешностью приобрело для него неопровержимую абсолютность доказательства истинной любви.