Александр Шувалов - Ахиллесова спина

– А почему я должна думать, что ты не пришлешь вместо себя наряд полиции?

– Потому что в этом случае ты успеешь пристрелить Макса.

– Какой же ты все-таки рыцарь, Володечка!

В той поза-позапрошлой жизни, когда я был преподавателем, а эта тварь – прилежной ученицей, меня, помнится, называли Владимиром. Точнее, Владимиром Георгиевичем.

– Ладно, уговорил.

– В какой машине вы будете меня ждать?

– Темно-синий «Понтиак», номер… Записал? – с издевкой победительницы спросила Бульдожка.

– Ага, – смиренно отозвался я. – Жди.

Я поднял руку и вяло пошевелил пальцами. Желтая машина притормозила и остановилась у обочины. Мы, то есть я сам и миловидная дамочка, прилипшая к моему боку, не размыкая страстных объятий, загрузились на заднее сиденье.

– Едем к тебе, правда, милый? – проворковала она.

Водила глянул на нас, голубков, в зеркальце и одобрительно мне подмигнул.

– Да, конечно, – заявил я и назвал адрес.

Машина тронулась. Моя спутница прильнула ко мне, обняла правой рукой за шею, а левой незаметно прижала к животу ствол.

– Вот видишь, как здорово все прошло, – тихонько сказала она и лизнула меня в ушко. – А ты, дурачок, боялся.

Нежные пальчики Бульдожки пробежались по моему телу. Вряд ли она решила приласкать меня, скорее хотела выяснить, вооружен я или нет.

– Да, – согласился я. – Просто великолепно. А хочешь, я тебя тоже обниму?

– Нет. – Бульдожка помотала головой. – Ты же помнешь мне прическу. – Она страстно застонала, а потом тихонько добавила: – И сломаешь шею. Так что руки на место, шалун!

Все действительно прошло как по маслу. Мы ворвались в приемный покой. Я тащил Макса на руках, моя спутница вертелась рядом и тихонько повизгивала.

– Русский дипломат ранен! – выкрикнула она, и тут же все закрутилось.

Быстро так, энергично, прямо как в не нашем кино.

Когда санитары перекладывали Макса на каталку, он застонал, открыл глаза и посмотрел искоса сначала на меня, а потом на собственную нижнюю конечность.

– Осторожнее! – заорал я и бросился поправлять его левую ногу, свесившуюся с тележки.

Макса увезли, и я остался с ней, ненаглядной. Дамочка вполне натурально всхлипнула и бросилась мне на шею.

– Ужас, – прорыдала она. – Что творится! – и добавила уже тише, персонально мне и на ушко: – Не дергайся, милый.

– Точно, сплошной ужас, – согласился я и кивнул.

– Вам придется дождаться полиции, – сообщил охранник больницы, плечистый атлет с роскошными черными усами и пивным пузом. – Наряд уже выехал, минут через пятнадцать будет здесь.

– Конечно, это наш долг. – Мадам вытерла слезы и одарила красавца слабой улыбкой. – Скажите, где у вас дамская комната?

Где дамская комната, в просторечии сортир, там и запасной выход. В общем, через пару минут мы покинули больницу и очень скоро оказались в такси.

– Руки на место, шалун! – приказала она.

Я положил левую ладонь ей на колено, а правую опустил и затолкал под носок то, что взял у Макса.

Во дворике перед коттеджем, где я поселился, было тихо и безлюдно, если не принимать во внимание какого-то чудика. Парень устроился на скамейке у клумбы, прикрыл лицо модной соломенной шляпой с узкими полями и дрых в свое полное удовольствие. Может, он размышлял о смысле жизни, не знаю.

Мы с Бульдожкой, по-прежнему в обнимку, прошли мимо, поднялись по короткой лесенке и остановились у двери в мой номер.

– Что стоим, кого ждем? – деловито осведомилась моя нечаянная спутница.

– Мне надо достать ключ, – смиренно ответил я. – Так что…

– Какой ты, оказывается, трусишка, Вовик, – заявила она. – А в учебке таким орлом парил. – Бульдожка несильно ткнула стволом мне в бок. – Действуй.

Она устроилась с ногами на диване, а меня усадила напротив, шагах в пяти, в мягкое низкое кресло. Разумно, из такого сразу и не выберешься. Дамочка положила рядом с собой хромированный пистолетик с глушителем и с удовольствием потянулась.

– Наконец-то мы совсем одни. Ты рад, милый?

– Несказанно, – отозвался я. – Сколько лет только об этом и мечтал.

– Я тоже очень соскучилась по тебе. Ты не поверишь, но я тогда была в тебя влюблена. Совсем немножко.

В учебке это милое создание напропалую кокетничало со всеми имевшимися там носителями брюк с ширинкой. Если кто и избежал ее чар, то только гипсовый памятник вождю мировой революции, торчавший у входа в учебный корпус, и начальник той самой богадельни. Да и то лишь потому, что постоянно хворал и не вылезал из госпиталей.