Александр Тамоников - Черное солнце

«Я ушла. Навсегда. Меня не ищи. Лена».

Неожиданно огорошенный известием, Маркин тупо крутил клочок бумаги в руках и никак не мог поверить в то, что записка вовсе не розыгрыш, не глупая шутка, Лена так не могла пошутить, а суровая действительность, выстрел из-за угла, неожиданный и подлый. Немного придя в себя, он пытался понять причину такого неожиданного поступка жены – и не мог.

«Жили нормально, без скандалов и ссор, без явных измен, хотя кто не грешен, а тут такой коллапс. Влюбилась, что ли, ненароком, или мой рваный ритм жизнь ее не устраивал? На нее не похоже. Могла бы и лично предупредить, но, видимо, воли не хватило – так проще. Когда крысы бегут с тонущего корабля, то никого не предупреждают, но корабль ведь не тонул».

Тут ему припомнились слова его куратора, полковника Милосердова, который присутствовал на их свадьбе.

– Как вам она? – задал он вопрос начальнику спустя несколько дней.

– Да как тебе сказать, – задумчиво проговорил Милосердов. – Смотря в каком смысле.

– Во всех смыслах, – сказал Маркин и застыл в ожидании ответа.

– Тебе мое мнение может не понравиться… – начал полковник, но Валерий его перебил. Он хорошо изучил своего начальника и знал, что тот либо рубит правду-матку в глаза, либо молчит.

– Говорите. Уж лучше суровая правда, чем сладкая ложь.

– Экий ты прямолинейный, прямо как выстрел из ружья.

Полковник задумался, формулируя ответ. Он, в силу профессии, был хорошим психологом, и Маркина интересовало его мнение.

– Ну, смотри. Это лишь мой взгляд на интересующий тебя объект, который может не совпадать с истиной. – Милосердов еще на несколько секунд задумался и продолжил: – Как женщине, в смысле внешности, к ней вопросов нет: соблазнительная и привлекательная. Но ты для нее лишь ступенька лестницы, ведущей в лучезарное будущее, в «прекрасное далёко», и не карьерной лестницы, а лестницы комфорта. Ты же познакомился с ее родителями: затюканные жизнью провинциалы, проживающие в коммуналке с общим сортиром, сидящие на маленьких зарплатах, работающие по не престижным специальностям, а у тебя отец профессор, мать главный врач, непонятно, как тебя в армию занесло, да еще квартира имеется чуть ли не в центре Москвы. Желающие выйти за тебя замуж девицы должны в очереди стоять. Я бы тоже на месте Лены за тебя вышел замуж. Ну вот, она влезла на первую ступеньку жизненного комфорта и будет сидеть в засаде, чтобы при случае перебраться на следующую… Дальше продолжать?

– Не надо, – отмахнулся Валерий. – Поживем – посмотрим.

Он вовсе не обиделся на Милосердова, восприняв его рассуждения как приватную болтовню, и вскоре выкинул их из головы. А вот теперь вспомнил.

«И куда же она подалась, по какой лестнице побежала?»

Маркин направился к соседке напротив, к тете Нюше, которая всё про всех знала.

– Вышла замуж за торгового представителя и умотала с ним в Нидерланды, – пояснила тетка. – Ты почту смотрел?

– Нет еще, – признался Валерий.

– Посмотри. Она же за границу умотала.

Он спустился на первый этаж и обнаружил в почтовом ящике повестку в суд, куда он не мог явиться по объективным причинам, и письмо, где четким юридическим языком было прописано, но что ввиду неявки развод был произведен без его участия.

«Ну вот, теперь я холостой, холостун, холостец… На улице весна, а на душе осень. Кто так написал? Не помню».

Ночью он спал урывками, периодически просыпался и пытался осмыслить произошедшее, понять причину, а утром отправился в Парк Горького, на сей раз не для расслабления после боевой концентрации, а чтобы заглушить нарастающую тоску.

И вот капитан Маркин сидел на берегу Голицынского пруда, рассеянным взглядом созерцая местный ландшафт, праздношатающуюся публику и уток, снующих по водной глади. Он пытался сам себя убедить, что произошедшее не горе, не беда, не жизненная катастрофа, а неприятность средней тяжести, но это у него плохо получалось.

Отягощенный подобными размышлениями, Маркин не сразу заметил, как у него появился сосед по скамейке. Он был одет в модный европейский костюм светло-серого цвета, обут в штиблеты необычной формы и благоухал дорогой парфюмерией. Но не это поразило Маркина. Рядом с ним сидел негр примерно его возраста и, что удивительно, при черной, аж до синевы, коже у него были вполне европейские черты лица. Сия несуразность, а на негров в командировках Маркин насмотрелся предостаточно, слегка отвлекла его от тяжких раздумий, и он стал периодически коситься на соседа. Тот в свою очередь поглядывал на Валерия, а потом неожиданно сказал: