Александр Тамоников - Тайна пленного генерала

Местность была непростой – вереницы оврагов и балок, плотная растительность. Партизаны стащили с телег пулеметы, разобрали магазины, гранаты. Помимо немецких MG?34 и отечественных «дегтяревых», имелся еще станковый «максим», к сожалению, без щитка. Его обслуживали двое.

Шубин скомандовал:

– Всем рассредоточиться на краю оврага, установить пулеметы через равные интервалы. Резервной группе из шести человек держаться на правом фланге, контролировать поле, по которому могут подойти дополнительные силы противника.

Возницы погнали по дороге пустые телеги, им было приказано отдалиться метров на четыреста и там ждать.

Противник показался уже через пять минут.

Шубин недоумевал: «Неужели поверили?»

Гитлеровцы с карабинами наперевес шли по лесу – шли плотно, с бледными лицами, перебирались через завалы, лезли, пригнувшись, под стволами надломленных деревьев. За ними скользили десантники с автоматами – опытные, осторожные, экипированные по первому слову.

Пехотный офицер скомандовал:

– Вперед, быстрее, не толпиться! Выйти на дорогу и догнать обоз!

Но до дороги немцы не добрались. Их встретил шквал огня – первую шеренгу смело начисто. Пехотинцы висли на ветках, зарывались носом в валежник. Четыре пулемета работали плотно, не оставляя шансов вырваться из-под огня и залечь.

Офицер орал из укрытия, чтобы не останавливались, к черту смерть, да здравствует фюрер! Некоторых подчиненных он убедил, они поднялись, но далеко не ушли, всех разбросало по узкому участку. Выжившие открыли огонь, и партизанам пришлось сползти с косогора. Пули кромсали глинозем, выбивали целые пласты.

Шеренга поднялась, снова пошла вперед. Среди серых шинелей мелькали защитные комбинезоны десантников. Их поддерживал огнем пулеметчик, окопавшийся среди корней вывернутой осины.

– На позиции! – надрывался Шубин. – Огонь, братцы!

Но уже не было прежнего энтузиазма. Стрельба ослабла. Заклинило затвор ручного «дегтярева», отчаянно выражался пулеметчик, дергая заевшее устройство. Раскалился и захлебнулся «максим» – не подумали про воду для охлаждения ствола. Два бойца скатились на дно оврага, замерли, разбросав руки.

Пули свистели в угрожающей близости. Шубин моргал, избавляясь от тумана в глазах. Контуры теряли резкость, сливались с деревьями. Началась позиционная война.

Отряды врагов разделяли пятьдесят метров насыщенного свинцом пространства. Немцы, прячась за телами своих убитых, подползали все ближе и ближе. Еще одно тело скатилось на дно оврага – тот самый паренек с отсеченным ухом. Ахнул стрелок-пулеметчик, зарылся окровавленной головой в лишайник.

Кто-то бежал справа по оврагу, перепрыгивал через гниющие паданцы. Молодой чубатый боец из числа оставшихся в резерве.

– Товарищ лейтенант, красноармеец Шаламов… – партизан шумно выдохнул. – Там десантники, ну, эти, которые в комбинезонах, кажется, собираются обойти нас со стороны поля… Что делать, товарищ Шубин?

– Пулемет у вас есть?

– Да, есть, пока еще не пустили в ход. Лежим тихо, как мыши.

– Подойдут – бейте в упор. Чем больше их положите, тем меньше у нас будет забот. Без них пехота – уже не сила. Будут давить, отходите к лесу…

– Я понял, товарищ лейтенант… – Кучерявый побежал обратно.

Создалось хрупкое равновесие. Немцы залегли, ожидая подходящего для атаки случая. Шубин ловил в прицел бледные лица, но и фашисты ловили в прицел его бледное лицо…

Очередь чуть не ошпарила. Смерть пока что ласково погладила по головке. Сорвалась нога, Шубин кубарем покатился вниз, в объятия мертвого партизана с распахнутыми глазами. Нет, еще рано – ты лежи, парень, а у нас еще дела… Лейтенант подхватил упавший автомат, полез обратно на склон.

На правом фланге разгорелась суматошная пальба. Ручной «дегтярев» долбил, как сумасшедший дятел. Горланили парашютисты, попавшие в ловушку. И впереди стало неспокойно. Поднялись пехотинцы, заскучавшие в буреломе, пошли вперед, выставив карабины.

Сначала простучал пулемет, повалив самых резвых, а потом поднялись партизаны – с кулаками, с саперными лопатками, повалили в контратаку. Словно рояль поехал с лестницы!

Шубин бежал вместе со всеми, боясь споткнуться, вскидывал ноги, как цапля, сжимал саперную лопатку. Картинка дрожала перед глазами. Лицо лоснилось от соленого пота. С этой лопаткой он воевал уже четыре месяца, грань истончилась – постоянно приходилось подтачивать. Уж и не вспомнишь, когда использовал инструмент по прямому назначению…