Иван Стрельцов - Спецназ не сдаётся

— Все, что угодно, дорогая, — улыбнулся Тамерлан, — бриллианты, новую машину или новую винтовку. А может, ты хочешь еще один магазин, то бишь бутик?

— Нет, — лукавая улыбка постепенно сползла с лица женщины.

— Чего же ты хочешь, мон шер?

Теперь уже Лариса говорила совершенно серьезно, и в ее глазах сверкал огонь ненависти.

— Когда все будет закончено, позволь мне прикончить этого мальчишку.

— Что, приглянулся? — усмехнулся Тимур.

— Для ровного счета, это во-первых, а во-вторых, он морской пехотинец. О, я их хорошо помню, этих «черных волков». Мы тогда обороняли подходы к президентскому дворцу, мотострелки о нас зубы поломали, и тогда на штурм бросили морпехов. Это уже было не пушечное мясо, это были звери, не хуже наших бойцов. Они нас давили в прямом и переносном смысле. Наверное, ты, Тимур, тоже знаешь, что такое злоба от бессилия?

Лариса взяла из пачки сигарету, ее пальцы мелко подрагивали, не надо было быть дипломированным психологом, чтобы догадаться, что это дрожь ярости, а не страха.

— Этот твой пленник тоже не такая овца, как хочет казаться. У него под овчиной скрываются даже не волчьи зубы, там клыки крокодила, готовые перекусить любого, кто подставится. Он очень опасен, поверь мне, Тим.

Тимур улыбнулся, допил остаток вина из бокала.

— Получается как в фильме «Место встречи изменить нельзя», Горбун говорил. «Бабу не проведешь, она сердцем чует».

— Вот именно, — Лариса наконец улыбнулась. — Так как, договорились?

— Заманчивая перспектива, ей-богу, заманчивая. Но честное слово, разработанный план не включает твоего активного участия. Поэтому пленного убьет другой человек.

Хохи проснулся от храпа Имрама. Он сидел в кресле и никак не мог вспомнить, как получилось, что он заснул и почему его не сменил напарник. Это было неестественно как для него, так и для Имрама.

«Что-то здесь не так», — подумал гвардеец, он чувствовал себя выспавшимся и отдохнувшим. Это невольно наводило на мысль, что заснули они не сами по себе, а по чьей-то злой воле. По инструкции, полученной еще в бункере от Тимура, они должны были докладывать либо ему, либо Гонзе Холилову обо всем, что выходило за рамки обычного. Данную ситуацию он посчитал довольно необычной, поэтому решил немедленно доложить Гонзе. Поднявшись из кресла, он подошел к Имраму, тот лежал на спине, широко раскинув руки, и храпел во всю мощь своих легких. Хохи растолкал его и громко сказал:

— Давай просыпайся, умывайся и садись к двери. А я пойду доложу, не нравится мне это внезапное сонное царство.

Имрам поднялся с постели, протер глаза и, утвердительно кивнув, направился к креслу, все еще ничего не соображая.

Хохи вышел в коридор и направился в номер Джавдета, но доложить о происшедшем не получилось.

В номере, кроме одуревших от вчерашних возлияний Гонзы и боевиков, находился Тимур Гафуров. Резидент был вне себя от злости, он пришел в гостиницу десять минут назад, в номере все спали, включая Гонзу.

— Вы хоть соображаете, что творите? Вы же все проспали, на войне это стоит жизни не только часовому, но и всей группе. А мы здесь тоже на войне, — бушевал Гафуров, стоящий за его спиной Хохи сообразил, что если еще и он скажет, что они спали, то есть шанс превратиться в козла отпущения, а ему это не надо.

Чинарик — тощий, долговязый бродяга с редкой, всклокоченной бороденкой неопределенного цвета, в роговых очках с толстыми стеклами линз и самодельными дужками. Одет этот субъект был не менее экзотично: полулысая кроличья шапка, драное пальто с каракулевым воротником, под пальто была драная рубашка и вязаный мохеровый жилет, густо населенный насекомыми-паразитами. Такое соседство иногда вызывало зуд, но Чинарик привык.

Сунув руки в карманы пальто, бродяга шел по набережной Москвы-реки неспешной походкой праздного гуляки. Он был в таком романтическом настроении, когда хотелось писать стихи и сочинять музыку. Что плохо вязалось с внешностью бомжа, которому следовало суетиться, рыскать по контейнерам, разыскивая пропитание.

Неожиданно Чинарик остановился, на асфальте лежал приличных размеров окурок. Он наклонился, поднял его, на фильтре виднелись следы яркой губной помады. По-собачьи обнюхав его, бомж удовлетворенно произнес:

-- Запах женщины, — и спрятал окурок куда-то под шапку, затем оперся на чугунные перила и долго смотрел на темные воды реки.

— Чинарик, — донесся откуда-то знакомый голос, к бомжу приближался спешащей походкой Ежик. — Ну что, узнал? -- не здороваясь, спросил Васька, приблизившись вплотную.