Шабкат узнал Латифа скорее по фигуре, чем по лицу, которого давно не видел. Оно, когда-то довольно приятное на вид, сейчас, в полумраке, казалось высеченным из камня, суровым, резким и властным.
Они обнялись. При этом стволы автоматов бандитов, которые привели гостей к эмиру, по-прежнему смотрели им в спину.
Анатолий обернулся и заметил это. Но заострять внимание на таких мерах безопасности он не стал, хотя и не считал себя человеком, опасным даже для бандитского эмира.
— Здравствуй, брат, — сказал Шабкат.
— Здравствуй, — ответил Латиф, голосом показывая, что именно он здесь хозяин положения.
Шабкат почувствовал, что руки, держащие его за плечи, очень горячие. Но глаза Латифа при этом были даже не холодными, а ледяными и совершенно равнодушными. Они не излучали никакой радости от встречи с двоюродным братом.
Шабкат не понимал, что в действительности чувствовал Латиф. Но сам он был рад и даже слегка терялся от этого, не знал, как себя вести с эмиром банды.
Хотя само слово «банда» Шабкат произносить в разговоре с Латифом не намеревался. Ведь еще в телефонном разговоре тот сам назвал ее джамаатом. Так он, наверное, чувствовал куда большее уважение к тем людям, которыми командовал.
— Присаживайтесь, — предложил Латиф и показал на камни, выложенные вокруг костра. — Это вот наш своеобразный круглый стол. Но только обеденный, потому что никакой демократии в своем джамаате я не терплю и считаю все разговоры о ней, гражданских свободах и правах человека обычной демагогией. Это было бы хорошо записать на камеру, но ладно уж, я потом, если не забуду, повторю в нашем разговоре перед объективом. — Он замолчал и бросил властный взгляд на Анатолия.
Оператор все понял, торопливо распаковал камеру и начал готовить ее к съемке.
Шабкат терпеливо ждал, когда его товарищ завершит эти свои дела и сможет начать работать.
Анатолий поставил камеру не на штатив, который оставил в машине, а на солидный валун, подложил под ее край плоский маленький камушек и проверил, что видит объектив. Только после этого он включил внешний выносной монитор, находящийся сбоку от корпуса камеры и позволяющий видеть, что она снимает, не прижимаясь к резиновому наглазнику.
— Вообще-то, здесь слегка темновато, — заявил он. — Костер создает резкий контраст. Уже в метре от него ваши лица будут плохо различаться. Может, есть возможность снять этот сюжет хотя бы под открытым небом?
— Нет, здесь мне удобнее, — после трехсекундного размышления решил Латиф. — Не будет видно моего лица, тем лучше. Хотя я прятаться ни от кого не намерен. Пусть власти знают, с кем имеют дело. Ну да ладно. Мансур!
Откуда-то из темноты вынырнул вдруг лохматый и длиннобородый кривоногий человек в женских солнечных очках, весьма неуместных в темном подземелье, и вытянулся перед эмиром, ожидая приказания. Но выпрямить сильно кривые ноги у него при всем старании не получалось.
— Дровишек подбрось, чтобы светлее стало, — распорядился Латиф.
Человек в солнечных очках исчез в темноте, но уже через две секунды вернулся с охапкой дров в руках. Она была стянута веревочной петлей. Видимо, ее откуда-то принесли сюда. Ведь Шабкат и Анатолий не видели по дороге к пещере ни одного дерева, мало-мальски пригодного для разведения хорошего костра.
Шабкат вспомнил, что слышал в сельском магазине разговоры о том, что кто-то ночами ворует дрова из дворов, крайних со стороны гор. Но даже сейчас Шабкат как-то не совместил эти два понятия. Просто вспомнил, да и все. Ему было сложно представить себе, чтобы кто-то ходил отсюда так далеко, чтобы воровать дрова.
Дрова не уголь, их можно нарубить в любом лесу, стоит только спуститься в долину. Да и в ущельях часто встречаются довольно солидные еловые заросли с редким вкраплением березы.
Сосны в здешних горах не держатся, падают от ветра. У них корни в глубину растут, а там сплошной камень.
Ель же имеет поверхностную корневую систему. Она расходится в ширину на небольшой глубине, питает дерево и придает ему устойчивость.
Но и из леса дрова таскать — тоже проблема. Шабкат понял, что они для банды изначально должны были стать едва ли не драгоценностью. Поэтому распоряжение эмира Латифа подбросить дров в костер было большой щедростью с его стороны.
Впрочем, щедрость эта была проявлена вовсе не ради брата, который совсем не замерз. Ее причина состояла в интервью, которое должен был снять Анатолий. А вопросы эмиру будет задавать, естественно, сам Шабкат.
Читать дальше