Александр Тамоников - Один против Абвера

Солдаты рассредоточилось вдоль моста. Отовсюду доносились удивленные возгласы.

Усталые оперативники плелись по мосту, подгоняя пленного.

— Ничего себе, неплохо размялись, — пробрюзжал Гена. — К работе еще не приступали, а уже устали как собаки.

— Невероятно, товарищ капитан, — пробормотал Кривошеев, семенящий за ними. — Вы вчетвером положили всех диверсантов, одного взяли живым и при этом не потеряли ни одного человека. Разве такое возможно?

— Какой же ты добрый, сержант, — заявил Левторович. — Хотел, чтобы потеряли, да? По твоему головотяпству?

— Да в чем головотяпство-то? — с испугом проговорил Кривошеев. — У них бумага была с печатями, все как положено. Мне ли не знать эти печати? Выглядели они в точности как наши. Именно войска НКВД и должны охранять коммуникации. Мы тут люди временные. Товарищ капитан, не губите! — взмолился сержант. — Не докладывайте в штабе, что мы виноваты, не подводите под монастырь. Отныне будем повышенную бдительность проявлять, прямо как на самом строгом секретном объекте.

— Доложим, сержант, обязательно, — мстительно пробурчал Левторович. — Чистеньким хочешь остаться?

— Ладно, временный, отстань, — отмахнулся Алексей. — Иди, проявляй свою бдительность. Но учти, если еще раз маху дашь, то никто тебя из беды за уши не вытащит. А вы чего лыбитесь, товарищи офицеры? А ну, бегом к машине! Развели тут, понимаешь, комедию.

В итоге оперативники потеряли сорок минут, не считая времени, истраченного на починку машины. Лесная дорога одолевалась с трудом, колеса плавали в разливах грязи. Пустовой отчаянно газовал, по инерции сквернословил.

За лесом проезжая часть стала сравнительно сухой, хотя колдобин хватало и здесь. Машина не ломалась, но в задней рессоре что-то подозрительно хрустело.

Мимо пробегали поля, на которых уже наметились всходы. Там топорщилась какая-то растительность, из жухлой ботвы выбирались чахлые метелки.

— Что здесь росло? — спросил Казначеев.

— Мины, — проворчал Пустовой, поедая глазами подозрительные выпуклости на дороге. — Какая тебе разница, Гена? Война тут шла, а прежде колхозники свеклу растили или еще какую сельскохозяйственную вкусность. Ничего, скоро снова сажать начнем.

Последняя фраза Пустового прозвучала несколько двусмысленно. Впрочем, оба смысла слова «сажать» имели право на существование. Фашистов прогнали. Эта земля теперь опять наша, советская. Что хотим, то на ней и делаем.

Диверсанта Лизгуна офицеры скрутили узлом и затолкали под заднее сиденье. Он там еле дышал. Иногда Левторович пинал его ногой, проверяя, не помер ли.

— Удобно ли нашему гостю? — спросил Алексей, повернув голову.

— Да, очень удобно, товарищ капитан, — ответил Левторович. — Вы слышали хоть раз, чтобы он пожаловался? На хрена мы его тащим с собой? Думаете, эта падаль имеет важную информацию? Предъявить обвинение и привести в исполнение на месте. А то много чести, знаете ли. Он наших не жалел, а мы ему жизнь гарантируем, борщом накормим, спать уложим в отдельной уютной камере, да?

— В исполнение приводят не обвинение, а приговор, — назидательно заметил Саблин. — Обвинение можно только предъявить.

— Позвольте не согласиться, товарищ капитан, — заявил Левторович. — В нашей работе обвинение и приговор — фактически одно и то же.

Саблин промолчал. В принципе, это была правда. Оправдательных приговоров военные суды почти не выносили. Во всяком случае, такое случалось крайне редко. Социалистическая законность цвела и пахла. Если уж кого-то брали, то в худшем случае этот человек проходил все круги ада, а потом погибал. В лучшем он сразу становился к стенке. В мирное время теоретически допускались послабления. В военное никакой поблажки не было никому.

Алексей прекрасно понимал терзания сержанта Кривошеева, вина которого состояла лишь в том, что сотрудники абвера научились делать советские документы. Допустил оплошность — отвечай.

Навстречу «газику» трактора тянули батарею стодвадцатидвухмиллиметровых орудий. Водителю пришлось уйти с обочины в борозду и ждать, пока колонна пройдет. Ее сопровождал конвой.

Надо же! Случись это чуть раньше, и оперативникам не пришлось бы собственными малыми силами уничтожать вражеских диверсантов.

Застонал, заворочался Лизгун. Левторович придавил его каблуком. Саблин вывернул шею и задумчиво разглядывал пленника.

Информация о школе абвера, работавшей в городе Ненашеве, появилась не сегодня. Это учебное заведение действовало больше года. Отрывочные сведения о нем поступали в советские компетентные органы, но внедрить туда своего человека не удавалось.