Леонид Головнёв - Чары Клеопатры

Вано понимал ее чувства — он, мучивший ее ночью, думал, как искупить свою вину. Когда БТР остановился на станции, Вано взял Машу за руку и подвел к вислоусому проводнику пассажирского вагона. Сунул ему смятые сторублевки:

— Вот девочка. Доставь ее до Грозного. У меня там отец живет. Дашь ей в пути чаю и сухарей, не обеднеешь.

— Доставим в лучшем виде, — осклабился проводник и поднял Машу на ступеньку.

Маша безвылазно сидела в служебном купе и смотрела в окошко на проплывающие пейзажи. На вопросы любопытного проводника не отвечала.

— Прошлась бы, Маша, по вагону, что ли. Ноги размяла бы, а то затекут, — предложил проводник.

Она отрицательно покачала головой. Ей было стыдно. Казалось, что каждому известно о том, что с ней произошло ночью.

…В Грозном отца Вано Маша не нашла и стала проституткой. Потом началась война. Все русскоязычное население покинуло Чечню. Девочка добралась до Москвы, прибилась к стае таких же маленьких товарок. Ночевали они в подвалах, зимой грелись у труб теплотрассы и вентиляционных решеток метро. Подворовывали, пристрастились к наркотикам.

Все, что Маше удавалось заработать, она тратила на зелье.

В Москве ее несколько раз вылавливали во время милицейской облавы, помещали в детский приемник, пытались взять на попечение разные благотворительные организации, однако Маша каждый раз убегала. И дело было вовсе не в стремлении к свободе. Просто она понимала, что за стенами интерната ей придется распрощаться с «феней», а это было выше ее сил.

Постепенно она сформировалась в миловидную девушку, несмотря на условия, умудрялась следить за своей внешностью. На нее заглядывались многие мужчины, иногда делали серьезные предложения, но Мария их бездумно отвергала. Ее интересовали только деньги. Дилеры, шнырявшие у трех вокзалов, стали ее добрыми знакомыми, и ей, как постоянной покупательнице, делали скидки.

Здесь, на перроне, и встретил ее случайно возвращавшийся на родину Вано. К тому времени он был уже наркодилером, и у него в запасе всегда была «феня».

Счастливчик предложил ей бросить занятие проституцией и быть с ним вместе, соединить судьбы.

— Я бы и рада, — сказала Маша, — но вряд ли это получится.

— Ты о деньгах? У меня хватит на двоих.

— Дело не в деньгах… Понимаешь, Вано, меня тут, в Москве, каждая собака знает. И девочки, и… клиенты. Мне нужно полностью сменить обстановку.

Вано задумался.

— Ты права, — сказал он. — Давай уедем в Питер. Там я сниму квартиру, есть там у меня одна на примете.

Маша согласилась.

Вано снял на Васильевском двухкомнатную квартиру, правда, обшарпанную. Знакомые ленинградские дилеры помогли ее обустроить. Вот так и появились у Счастливчика впервые в жизни и жена, и дом.

Теперь он мчался туда на всех парах, а рядом сидел болтливый Леха.

Маша встретила их радушно. Все, что было в холодильнике, она выставила на стол, быстро приготовила горячее. Посидели, выпили, поговорили о жизни в Питере.

Когда супруги наконец остались одни, Вано рассказал ей о последней своей одиссее.

— Значит, все деньги у тебя?

— О чем и речь, Машка, — прошептал Вано. — Я что надумал… Деньги заберем себе, уедем в Тбилиси. Там нас не найдут, другое государство. И заживем счастливо.

— А Леха? — спросила Маша.

— Его придется убрать, ничего не поделаешь, — сказал Счастливчик. — Дам ему смертельную дозу.

Что ни говори, а колония есть колония. При всех благах и послаблениях, которых сумела добиться Клеопатра, она оставалась в неволе. Вскоре о ее беременности стало известно всем. Одни товарки советовали сделать аборт, а вот у Нинель было другое мнение.

— Рожай, и никаких гвоздей! — сказала она Клеопатре.

— Ты же знаешь, как все получилось… — начала было та, но подруга перебила:

— Да знаю я все. И скажу тебе так: кто отец ребенка — для женщины не имеет никакого значения.

— Он пропойца, наркоман…

— Да ты сама, голубушка, в прошлом наркоманка. Забыла, что ли?

— Нинель, я имею в виду наследственность…

— А я твою наследственность имею в виду! Знаешь, как за последнее время шагнула вперед медицина? Почистят гены твоему ребеночку, как новенькие будут.

— Нинель, ну что ты несешь.

— Знаю, что несу. За деньги тебе что хошь сделают. Возьмешь за бока своего армяшку жирного…

— Какого армяшку? — Клеопатра сделал вид, что не понимает, о ком речь.

— Ну, этого, который к тебе иногда шастает… Он ведь банкир?