Мазур спросил с неподдельным интересом:
— Слушай, а почему ты тогда не слиняла? И почему сейчас даже не пробуешь слинять? Не стал бы я палить тебе в спину, и ты должна была это сообразить…
— Как тебе сказать… Ты веришь в вашего Иисуса?
— Сложный вопрос, — сказал Мазур. — Скорее да, чем нет. Не на все сто процентов, но и сказать, что совсем не верю, никак не могу. А что?
— Выясняю твою жизненную позицию. Что до меня, в богов я не верю — ни в вашего Иисуса, ни в наших. Совершенно. В духов и чертей, правда, верю. И в Соседние Миры тоже. А если про какой-то фундамент, то я фаталистка. Ага, ты не удивляйся, я и такое слово знаю, — она, глядя в потолок, мечтательно улыбнулась. — Мне про фатализм все подробно растолковал учитель, тот самый, пенсильванец. Когда после уроков в пустой школе ставил на коленки и давал в ротик. Он и сказал как-то: «Детка, я фаталист. Конечно, твой папаша и родичи могут обо всем узнать и оторвать мне яйца, или голову, или все вместе. Но могут и не узнать, когда-то это еще будет — а классно сосешь ты уже сейчас», — она рассмеялась. — Я не стала его разочаровывать. Узнай хоть отец с родней, хоть вся деревня, его бы никто и пальцем не тронул. По нашим обычаям…
— Я знаю, — сказал Мазур. — Это замужнюю моментально прирежет муж или родственники, если поймают на измене. А незамужняя лет с четырнадцати может трахаться с кем угодно и сколько угодно…
— Ага, вот именно. Только не с четырнадцати, а уже с тринадцати… А мне, когда он первый раз показал, для чего еще может служить ротик, кроме как есть и пить, уже стукнуло пятнадцать. Главное, чтобы люди не видели. Ему бы одно грозило: расходы на виски. У нас так принято: если отец или родичи узнают, кто трахает незамужнюю дочку, начинают к тому регулярно шляться и раскручивать на выпивку. А уж если белый, учитель… Они бы его по три раза в неделю выставляли на городское виски. Крестьяне — народ практичный, что бедняки, что дачака… дачака даже практичнее.
— Ага, — сказал Мазур. — И ты, добрая душа, не захотела любовника вводить в лишние расходы?
— Нет, тут еще романтичнее, — засмеялась Мадлен. — Хотела сделать ему приятное. Знай он всю правду, было бы скучнее: ну, еще одна парочка трахается, дело житейское. А так… Прикинь, он себя чувствовал этаким отважным героем, то и дело ходившим под смертью, или по крайней мере отрыванием яиц… хотя и не знаю, что для мужика хуже. Каждый раз, когда он мне заправлял, неважно, куда, у него нервы позванивали, как струны на бамбеле: ух, я не только удовольствие получаю, еще и под смертью хожу… Согласись, растешь в собственных глазах в такой-то ситуации…
— Проказница… — прокрутил головой Мазур.
— Да ну, тут другое, — сказала Мадлен. — Я же ему не портила настроение, наоборот, хотелось сделать приятное. Он так-то ничего был парень, грубо со мной не обращался, подарки дарил…
— Понятно… — сказал Мазур. — Значит, фаталистка?
— Ага. Он мне подробно растолковал, в чем фатализм заключается, и знаешь, мне страшно понравилось. С тех пор по фатализму и живу. Если где-то на дороге впереди есть моя преждевременная могила, она там есть, ее никак не обойдешь, точнехонько к ней однажды выйдешь. А если ее нет, совсем хорошо… А ты — фаталист?
— Углубленно как-то никогда не задумывался, — сказал Мазур чистую правду. — Может быть. Не исключал бы. Интересный ты экземпляр…
— В смысле?
— В богов не веришь, в духов с чертями веришь…
— Не слышала, чтобы богов кто-нибудь видел, — сказала Мадлен. — А вот с духами и чертями сталкивались люди, которым можно верить. Ты не согласен?
— Представь себе, согласен, — серьезно сказал Мазур.
Случалось ему — и не на одном континенте — сталкиваться кое с чем, в материализм не умещавшимся категорически. А уж здесь, совсем недавно… Он прекрасно помнил пещеру с черепами, силуэты леопардов, гноящие зеленые глаза…
— А в Соседние Миры я верю по другой причине, — сказала Мадлен. — Я книги читаю очень редко, детективчики и всякое такое — но в школе прочитала пару серьезных. Хорошо помню: нет на свете такого народа, который не верил бы в Соседние Миры. Все их называют по-разному, но верят с незапамятных времен — а это неспроста: когда с незапамятных времен и абсолютно все… Убедительно. А в богов верили не все и не всегда. Король Бачака вот ни в каких богов не верил…
— И плохо кончил, — фыркнул Мазур.
— А его братья? — отпарировала Мадлен. — Оба тоже, люди до сих пор передают от поколения к поколению, ни в каких богов не верили. И что? Поделили королевство Бачаки более-менее по совести, меж собой хватило ума не враждовать. И всю оставшуюся жизнь им везло: войны выигрывали, земли присоединяли, умерли оба своей смертью и в преклонных годах. Так что раз на раз не приходится. А ты веришь в Соседние Миры?
Читать дальше