Олег Гончаров - Юлька [СИ]

‒ Да я не на Толика так отреагировала. Про Толика мне бабушка напела на свиданке. Я про Прагу. Почему вот так сразу?

‒ Повторюсь. Но это в первый и последний раз. Жить нужно здесь и сейчас. Здесь и сейчас, чёрт побери! Вы себе даже не представляете как коротка жизнь. Как ты там, Ваня сказал? Вжик? Так вот, не вжик, а ещё быстрее. В молодости мне тоже казалось, что побухать день, два, это ничего. Это нормально. Сейчас я просыпаюсь в понедельник, а на следующий день уже четверг! Дни просто съедает какой-то морок, который сидит в твоём засраном проблемами мозгу и жрёт твоё время. Так что, пацанва, запомните как отче наш: здесь и сейчас. И не иначе. Никто из нас не сможет переиграть время. Оно всегда впереди. Время всегда победитель. Мне шестьдесят два, а я ещё вроде бы и не жил. Поэтому я ложусь в двенадцать, а встаю в четыре. И у меня целых двадцать часов на жизнь! Двадцать. В молодости я спал сколько хотел. Большая ошибка, кстати, которую начинаешь понимать только тогда, когда твои дни начинают мелькать, словно фрагменты тоннеля в метро. Всё. Я закончил проповедь. Аминь. Вы всё поняли? Здесь и сейчас.

Юлька стояла перед дверью квартиры минут десять, сжимая в вспотевшей ладони ключи, которые ей передала Елизавета Григорьевна в один из приездов на свидание. Наконец, вытерев мокрые от предательских слёз щёки, она решительно выдохнула воздух и открыла дверь. В квартире стояла звенящая тишина.

‒ Вот и хорошо, что никого нет, ‒ подумала Юлька, разулась и, зайдя в гостиную, замерла от увиденного: за столом сидел Юра, в новой яркой клетчатой рубашке, в компании бутылки коньяка, двух стаканов и тарелочки с криво поломанной шоколадкой.

‒ Привет, ‒ тихо выдохнула Юлька, зачем-то пригладила волосы и вдруг, уронив на пол рюкзачок и курточку, бросилась к Юре на руки. Вжавшись в него как можно сильнее и, глотая потоки слёз, которые копила, наверное, все четыре года она, вырвав с "мясом" пуговицы, забралась ладошками к нему под рубашку и затихла, поминутно шмыгая мокрым носом и прислушиваясь к стуку его, дающего сбои, сердца, ‒ неужели так бывает? ‒ наконец прошептала она и, найдя его губы, неумело поцеловала, ‒ Спасибо, Господи, что не дал мне возможности сойти сума! ‒ вытерев слёзы, Юлька громко выдула нос в протянутую Юрой салфетку, ‒ Совсем седой, мой мужчина… Как же так? Где ты был четыре года? Радость моя…

‒ Твой мужчина, как ты говоришь, не сумел сделать так, чтобы его женщина не села в тюрьму. А значит, он не твой мужчина, а просто ничтожество. Не мог я приехать. Совесть не пускала.

‒ Ладно, ладно, Юрка… Не говори глупостей. Я ведь знаю, как всё было. Как ты в нитку вытягивался, чтобы сделать хоть что-то. Ты мой мужчина и другого мне не нужно. Понимаешь? ‒ Юлька обхватила руками его шею и тихонько укусила за мочку, ‒ Глупый ты мой, Юрка. Седой, а глупый, ‒ Юлька вдруг соскочила с Юриных колен и не больно щёлкнула его по носу, ‒ Ты посиди, а мне на минуту нужно в душ. Я же в пути почти пол суток. Я мигом.

Через несколько минут Юлька действительно появилась в комнате с порозовевшей кожей, мокрыми волосами и абсолютно голая. Подойдя к опешившему Юре, она снова вжалась в него и, найдя его губы, начала медленно их целовать.

‒ Что мы делаем, ‒ только и смог прошептать Юра, подхватил на руки мокрую, напрягшуюся от непреодолимого желания Юльку и понёс её в спальню.

‒ Ты не поверишь, ‒ Юра перевернулся на спину и обнял Юльку, уютно устроившуюся у него под боком, ‒ Я ведь уже тогда знал, что так оно у нас и будет. Когда внёс посиневший комочек боли в сторожку. Искать случайности в нашей жизни, довольно глупая затея. У нас с тобой даже родинки на одном и том же месте. В пупках и по треугольнику на левых предплечьях. Это хорошие знаки.

‒ Ты веришь во все эти штуки? Может ты и по руке умеешь гадать? ‒ Юльку куснула его за сосок и показала палец в крови. ‒ Будем считать, что ты взял меня невинной. Я расшилась. Лёша сшивал, сшивал, а ты всё испортил. Вывод такой: или ты худеешь в некоторых местах, что никак не возможно, или, как и предполагал наш лекарь, мне придётся делать пластику. Что более реально.

‒ Прости, родная моя девочка. Я не подумал.

‒ Всё нормально. По крайней мере, теперь мы точно знаем, что нужно делать. Я немножко заработаю на ремонт пиписьки и лягу под ножик. Ты ведь не хочешь, чтобы к моим шрамам добавился ещё и шрам от кесарево сечения? Я хочу когда-нибудь родить нормально. Когда срок подойдёт.

‒ И где же моя красавица хочет немножко подзаработать? Сейчас очень сложно найти хорошую работу.