Сергей Самаров - Предают только свои

– За день – полностью выровнять… Это невозможно. Хоть что-то осталось бы. Товарищ полковник, разрешите, я сгоняю туда, посмотрю. Ночью, когда ветер традиционно сильный, это еще реально, но не днем, в безветрие. Сдается мне, что сирийские разведчики что-то напутали.

– Они принесли мне бумажную карту. Я с их карты перенес точку на карту электронную. Сверял по координатам. Я ошибиться не мог. Что разведчики генерала Сухеля провели недобросовестную работу, тоже не верю. Ну, если тебе так хочется, сгоняй, Алексей Терентьевич, чтобы что-то стало ясно. Только аккуратно. Не забывай, что новый часовой где-то неподалеку. Может оказаться в пределах сотни метров, и при этом с биноклем в руках.

Радиолов оглянулся и сделал знак лейтенанту Карошко:

– Виктор Анатольевич, разворачивай свой груз. Надо определить часового.

Лейтенант подполз к полковнику с капитаном, сбросил с плеч лямки рюкзака, жестом подозвал к себе лейтенанта Крамолова:

– Аккумулятор…

Пока Крамолов полз, пока вытаскивал из рюкзака аккумулятор, Куренков успел вытащить из рюкзака станцию ближней разведки «Фара ВР», выставил ее на гребень бархана, пристроил локатор и подключил к аккумулятору. Одновременно Радиолов подключил станцию к своему «планшетнику». Словно какое-то наитие у Карошко сработало – хотя это могло быть и просто случайностью, – лейтенант сразу направил локатор в нужную сторону, и часовой американской морской пехоты был легко обнаружен. Он находился метров на восемьдесят левее «волкодавов». Точно так же были обнаружены и другие часовые с левой стороны. А когда антенна локатора повернулась в другую сторону, на мониторе стало видно и часовых справа.

– Контролируйте часовых… – Радиолов положил перед станцией сначала свой рюкзак, рядом уложил бинокль в футляре, потом на рюкзак пристроил свой «планшетник», поставив его так, чтобы всем было видно монитор – для общего обзора. – Ни в коем случае не стрелять, даже если сюда двинутся. Просто сообщить мне по связи, я постараюсь спрятаться. Я пошел…

Он легко перевалился через гребень бархана и скатился вниз, переваливаясь с боку на бок и вытянув перед собой обе руки с зажатым в них автоматом, чтобы руки не мешали и не тормозили движение, и только потом начал ползти, пока не оказался внизу, между двумя высокими барханами.

– Алексей Терентьевич, начинает темнеть, сверху тебя уже не видно, – сообщил полковник Черноиванов.

– Понял, товарищ полковник. Но это еще и костюм работает. Когда я скатывался, было видно движение, песок летел. А в статичном положении я вообще превращусь в невидимку.

– Ты уже как невидимка. Ты где ползешь?

– На треть склона поднялся. Вот сейчас след остается. Но если ветер поднимется, его разметет. А безветренных ночей здесь не бывает. Ночной ветер со стороны Ливана обычно приходит – морской, влажный. Это то, что нам нужно.

– Товарищ капитан, товарищ капитан… – позвал лейтенант Куренков, и в голосе его отчетливо чувствовались нотки беспокойства. Вообще-то «волкодавы» группы редко называли Радиолова по званию. И обычно разговаривали на «ты». Сейчас, видимо, на Куренкова подействовало присутствие полковника, и он заговорил по-уставному. Но долго такого разговора не выдержал. – Командир! Справа приближается большая группа. Сейчас… Считаю… Да, девять человек… Направляется в твою сторону.

– Василий Васильевич, у морских пехотинцев точно нет никаких приборов? Может быть, какой-нибудь электронный периметр все же установили?

– Электронный периметр составляется из замкнутых в сеть лазерных лучей. Я бы их в свой тепловизор увидел. Нет. Это скорее смена караула. Точно, в сторону ближнего к тебе часового идут. Там смешанная команда, и новые часовые, и те, которых уже сменили. Идут вальяжно, хотя, мне так кажется, поступь усталая. День на жаре провели, утомились. А ночью мерзнуть придется…

– Этим не придется мерзнуть, они до холода сменятся, а в их смену песок остыть еще не успеет, – вмешался в разговор старший лейтенант Ласточкин, хотя его мнения никто и не спрашивал.

А капитан Радиолов тем временем, как показывал бинокль полковника, остановился, не добравшись до гребня около десятка метров, вытащил из чехла малую саперную лопатку и стал вкапываться в склон. Если внизу, между барханами, было уже темно, то на склоне, особенно во второй его половине, света еще хватало, чтобы не включать тепловизор. Тем более костюм капитана не позволял тепловизору выделить его. И потому Черноиванов, сначала включив тепловизор, чтобы проверить наличие охранного лазерного периметра, не обнаружив его, предпочел тепловизор выключить. Но выключил он прибор не потому, что желал сэкономить заряд аккумулятора, а только потому, что без тепловизора видно Радиолова было лучше. Плохо видно его стало тогда, когда американский разводящий со сменой часовых приблизился. Но к этому моменту Радиолов уже успел выкопать удлиненную горизонтальную нишу, лег в нее и обрушил на себя верхний слой песка, став, таким образом, невидимым даже вблизи. Все получилось точно так, как полковник и предполагал. Наряд морских пехотинцев прошел рядом с гребнем бархана с противоположной стороны самого гребня, след Радиолова скрыл подступающий мрак и ночной ветер, который стал уже подниматься, причем дул как раз со стороны Ливана, как и предположил командир группы «волкодавов». Песок еще не успел остыть полностью и, горячий, был намного легче песка второй половины ночи. Впечатление складывалось такое, что в природе существовала договоренность между ветром и песком. Ветер дул тогда, когда он мог пески шевелить. И шевелил усердно, заметая уже оставленный след. Это было хорошо. Плохо было другое. Когда «волкодавы» будут возвращаться, наступит вторая половина ночи, тогда песок потяжелеет и ветер прекратится. И если у американских морских пехотинцев найдется умелый следопыт, он отыщет след выходящей с полигона группы. Доказательств это не даст никаких, тем не менее подозрения появятся. А в современной международной ситуации, как говорит практика международных отношений, подозрений бывает достаточно, чтобы предъявить обвинения.