Иван Наумов - Балканский рубеж

– Алексеева больше нет в могиле.

Предположения одно абсурднее другого замелькали у Маевского в голове. Удивляться в последние годы не приходилось ничему. Нынешняя война не жалела ни живых, ни мертвых. Тригоров разъяснил:

– Все идет к тому, Арсений Андреевич, что мы будем вынуждены оставить город. Памятуя о судьбе Корнилова, чье тело большевики вырыли из земли для надругательства и таскали по улицам на веревке, родственники Михаила Васильевича распорядились перезахоронить его за рубежом. Королевич Александр личным указом предоставил Алексееву последнее пристанище в Сербии. Прах Верховного руководителя уже покинул родину.

Щеки Софьи Николаевны пылали нездоровым румянцем. Блеск в глазах выдавал совсем не женскую решимость.

– Я лишь хочу выполнить волю мужа. До конца. Арсений Андреевич, вы смогли бы сопровождать нас в Белград?

Тригоров подался вперед, исподлобья посмотрел Маевскому в глаза:

– Присоединяюсь к этой просьбе. Расходы семья Келлеров берет на себя. Путешествие туда и обратно не должно занять более полутора месяцев. Но в наше смутное время дорога может быть сопряжена с непредвиденными трудностями, и мне было бы спокойнее, если бы семью полковника сопровождал надежный и благородный человек. Я не вправе отрядить кого-либо из офицеров действующей армии…

Маевский заиграл желваками:

– Я понял вашу мысль, Сергей Павлович. Не продолжайте.

«Дорогая Лида!

Сбои в почтовом сообщении, конечно, недопустимы, но простительны. Твое финляндское послание, отправленное в сочельник, настигло меня лишь в начале марта, и видела бы ты, каких только почтовых штемпелей не собрал конверт! Впрочем, легко ли найти человека, когда линия фронта качается туда-сюда подобно змее, танцующей под факирскую дудку, когда полки и дивизии снимаются с места за одну ночь? Очень надеюсь, что где-то между Ростовом и Екатеринодаром бродят в поисках меня твои послания из Стокгольма, Мальме, Копенгагена, Гамбурга, Берлина.

Изменчивая судьба рисует нам путь. Еще вчера я скучал в госпитале, ожидая, когда затянется пустяковая царапина и доктора соизволят отпустить меня в часть. А уже сегодня с новым заданием я отправляюсь в дорогу! Предстоит путешествие в глубокий тыл с важной и конфиденциальной миссией. Буду писать тебе при каждом удобном случае на берлинский адрес посольства.

Обними Андрюшу! Скучаю по вам. Твой Арсений».

Пока четверо могильщиков возились с веревками, приглашенный Келлерами старенький дьячок бормотал себе под нос монотонную молитву. Ни слова не разберешь. Может, и к лучшему – дело делалось странное, сомнительное.

Ротмистр Маевский, Софья Николаевна и Владимир стояли на краю разрытой могилы не шелохнувшись, ждали терпеливо, когда необходимое будет завершено. Дул порывистый и влажный южный ветер, заглушая неумолчный рокот приближающегося с севера фронта.

Наконец, могильщики ухнули по-бурлацки, навалились, потащили, дьячок затараторил быстрее, и из глубины могилы всплыл на веревках к поверхности земли темный лакированный гроб.

Бетонное крошево и обломки кирпича похрустывали под ногами. Смук осторожно шел вперед. Пистолет в закрытой кобуре, руки на виду. На чужой территории нужно быть вежливым. Беза и Амир со своими людьми остались за околицей около джипов.

Раньше ему не доводилось бывать в Кергене. Земли Смука – и будущие земли Смука – лежали севернее. Селение казалось вымершим. Немудрено – когда на улицах звучат выстрелы и взрываются гранаты, человеческие существа умудряются забиться в такие щели, что и таракан позавидует. Разрушений было немного – десяток выбитых окон, пара разваленных стен. Вдалеке догорал амбар.

На крыльце ближнего дома показался узколиций рыжий парень в очках. Смук ожидал увидеть не его.

– Ты кто? – спросил Смук.

Блеснув очками, парень скрылся за дверью.

В проулок навстречу Смуку вышел рослый беловолосый альбинос в зимнем камуфляже. Как неначатая детская раскраска – минимум цвета.

– Здравствуй, Бледный! – сказал Смук по-албански.

Тот кивнул в ответ, исподлобья глядя на гостя.

– Птицы летят на мертвое мясо? – спросил Бледный; он говорил на албанском медленно, с сильным акцентом. – Зачем приехал, Фитим? Посмеяться над нашими потерями?