Виталий Донцов - Интерполицейский [СИ]

— Здесь все записано. Расслабилась наша охрана — система работала в автономном режиме, поэтому Ганса взяли не сразу, а лишь утром. Пороть вас надо через одного… солеными розгами! — полковник выругался себе под нос. Ни разу еще его в таком настроении не видел. А значит, что у нас действительно крупные неприятности.

— Кстати, а где Ганс сейчас? — спохватился я.

— На гауптвахте, где ж еще, — пробормотал полковник, вставляя кассету в видеомагнитофон. — Не бойся, о происшествии знают пока лишь абсолютно надежные люди. Попробуем вытащить Ганса из того дерьма, в которое он вляпался, и нас заодно втянул…

Я отметил, что начальник сказал «нас», а не «вас»…

— Смотри.

Экран телевизора засветился, и я увидел слегка искаженное объективом изображение тюремного блока, точнее, внутреннее убранство одной из камер. Я отметил, что аборигена в нарушение моего приказа посадили на общий режим. Ох уж эта европейская щепетильность! Может и обошлось бы все, если б сидел бедняга в карцере, туда Гансу так просто было б не попасть… Да не вернешь уже ничего.

Я перевел взгляд на дверь камеры. От замка повалил тонкий дымок, дверь заскрежетала, и осыпанный искрами, в проеме возник шатающийся Ганс. Он устремил налитый кровью взгляд на задержанного, а тот словно вдруг почувствовал что-то неладное. Спрыгнул с кровати, и вжался в дальний угол камеры… Ганс шагнул к нему, затем без предупреждения врезал азиату в солнечное сплетение. Тот с воплем скрючился…

Избиение продолжалось довольно долго. В принципе, туда бандюге и дорога, но даже у меня от этого животного зрелища волосы на голове зашевелились… Несчастный пират что-то кричал, а Ганс, не слушая его криков, не останавливался. Наконец азиат сжался в комочек, став сразу вдруг очень маленьким, и запричитал. В его речи внятным было лишь один слог или слово — лю.

— Чего это он разлюлюкался? — удивился я.

— А, тоже обратил внимание? — посмотрел на меня шеф. — Скорее всего, это имя того, кто стоял в иерархии преступной группировки над ним. По крайней мере, если судить по переводу. Там получается что-то вроде: «это он во всем виноват, это Лю, это он меня послал, я не хотел, я не убивал…», ну и в таком духе.

— Странно. Имя вроде скорее как китайское, а в банде нет ни одного китайца. Странно все это.

— Согласен, майор. Но преждевременных выводов все же делать не станем…

Тем временем Ганс отступил на шаг от своей жертвы, держа обмякшее тело за воротник в вытянутой руке, несколько раз приложил пирата о стену, и швырнул потерявшего сознание пирата под ноги. Минуту угрюмо созерцал дело своих рук, потом вытер их об одежду, сплюнул себе под ноги, и покинул место преступления. Пленка кончилась.

— Все, — сообщил Коуни. — В итоге имеем съехавшего по пьяни с катушек оперативника и полутруп главаря этой вашей банды.

Я хмыкнул. Затем спросил:

— Почему полутруп? Он что, после этого еще остался жив?

— Я бы не стал столь опрометчиво называть это жизнью, — криво усмехнулся полковник. — Задержанный в коме. Только то, что он не мертв, позволяет мне кое-что сделать для того, чтобы прикрыть Гансу задницу.

— То есть? Есть какие-нибудь соображения, шеф?

— У меня есть соображения порыться в базе данных насчет всяческих там Лю. Все-таки, хоть и медвежью, но услугу Ганс нам оказал. А по поводу него самого… Есть только один выход. Вряд ли я смогу сберечь его для нашего отдела. От трибунала — да, но ему придется переводиться в другой отдел Интерпола, к сожалению. Мне ему больше предложить нечего. Иначе он потянет за собой всю группу.

— Хреново.

— Если это все, что ты можешь мне сказать, то клади рапорт на стол, и можешь идти на все четыре секции, — сказал Коуни, воспользовавшись переиначенным каким-то остроумным сотрудником Базы выражением «пойти на все четыре стороны» (основные помещения Базы в самом деле делились на четыре главных секции).

Чувствуя, что мое лицо превратилось в деревянную маску, я положил тонкую папку с докладом на угол стола, встал и вышел из кабинета. В голове гулял тайфун, создавая сумятицу мыслей. Я не понимал, как могло произойти то, что произошло сегодня ночью. Теперь наши пьяные выходки уже не казались мне такими забавными, как поначалу. Я не столько вспомнил, сколько понял, от чего мы отговаривали Берна перед тем, как покинуть бар. Но ни одному из шестерых не пришла в голову мысль о том, что Ганс вполне серьезно вознамерился таким вот идиотским образом отомстить за смерть Эдвардсена.