Сергей Козлов - Последний Карфаген [Повесть. Рассказы. Дневники]

Им пришлось пробежать полтора километра до трассы и пройти быстрым шагом больше версты по сизому туману, клочками тянувшемуся над шоссе, рвавшемуся под колесами редких машин. И еще с полкилометра они шли следом за малышами, которые бодро вышагивали впереди, взявшись за руки. Все это время они как будто переругивались, пытаясь уговорить друг друга начать новую жизнь.

— Это твоя Варвара его сманила, — бубнила Элька.

— По-моему, последнее слово было за ним, он так и сказал: пойдём.

— Он вообще не умеет говорить, — не совсем уверенно возразила Элька.

— Просто ему с тобой не о чем разговаривать.

Элька замолчала. Олег понял, что она обиделась, и решил как-то загладить свою вину:

— Кто его научил читать?

— Никто. Я сначала подумала, что он просто вид делает, а потом поняла, что он читает… Нам, похоже, теперь придется жить вместе, — Элька сказала это так, будто знала Олега тысячу лет и уж так он ей примелькался, что теперь вроде и деваться от него некуда.

— Не жить, а идти.

— Идти? Куда?

— Назад… К свету… Даже когда мы сидим, стоим или спим, мы идем. Мы двигаемся. Кто-то тянется к свету, а кто-то… — Олега вдруг потянуло пофилософствовать.

— Идти? И по дороге побираться? — оборвала его Элька.

Олегу пришло в голову обидное: «Зато тебе не надо будет на работу ходить». Но не сказал. Сказал другое:

— Прости, Эль, связалась с нами…

— Да чего уж… — и закричала вдруг: — Толик! Толик! Ну стойте! Куда вы?

Малыши остановились. Эльке показалось, что до этого они довольно оживленно и весело беседовали, но теперь Толик смотрел на мать чуть ли не с серьезностью взрослого мужчины.

— Она сказала, что дольше меня не устанет, — сообщил Толик.

— Во как! И долго вы намерены соревноваться?

В ответ Толик пожал плечами.

Возвращались они вчетвером затемно. Дети по-прежнему шли впереди, а Олег с Элькой шли под руку. На ночь опять наддал морозец. Селияры мельтешили впереди редкими огоньками. Варя вдруг отпустила руку Толика и подбежала к Олегу:

— Пойдем быстрее, папа, я замерзла, там, видишь, огни.

Там светлее. И Толик замерз. Ты нам перед сном почитаешь?

Сердце опять куда-то провалилось. Варенька не заметила, а Эля протянула Олегу платок. Навернувшиеся слезы норовили застыть у него прямо на ресницах. Он дождался, когда Варя догонит Толика, и только потом промокнул глаза.

— Я даже не был на кладбище…

— Ты думаешь, это самое важное?

— С тех пор, как все это произошло, я не знал ничего важнее, чем Варюша…

— Ничего важнее и быть не может, — согласилась Элька.

Олег вдруг захотел упрекнуть ее за Толика, которого она оставляла одного, но потом понял, что не имеет на это никакого права. Упрекнуть, может, и стоило кого-нибудь, но только не ее. Выкрикнуть в темный морозный воздух этот упрек, чтобы летел до самых кремлевских стен и там лет десять резонировал. Ровно столько, сколько страну лихорадит. А может, и все сто.

— Ничего важнее быть не может, — повторила сама себе Элька.

— И светлее, — добавил Олег.

— Ты ведь больше не пойдешь на дорогу? — спросил Олег, хотя и без того знал ответ, потому что иначе с сегодняшнего дня и быть не могло.

— Если только вместе с вами, — улыбнулась Элька.

«Как-то просто все, незамысловато получается, — подумал Олег, но на душе от этого „просто“ стало светло и легко, камень оторвался и полетел в свою черную бездну, куда-то под землю, — а может, так и должно быть? Что еще нужно? Что-то еще нужно…»

Утром выпадет снег, мир станет светлее, и нужно будет расчищать тропку от крыльца к воротам…

Горноправдинск, 2000 г.

МАРТОВСКИЙ день выдался теплым, и я, посовещавшись со своим расположением духа, взял паспорт и решил выполнить свой гражданский долг. Выборы президента хоть и не каждый день, но на фоне других всевозможных избирательных кампаний примелькались. Поэтому путь к избирательной урне по талому почерневшему мартовскому снегу отнюдь не представляет собой радостное шествие благополучных граждан (которых еще и поискать надо), а больше похоже на вялотекущее стечение усталых зомби с единственной мыслью в голове: хоть мой голос ничего и не решит, но пусть ТАМ кто-нибудь будет, раз так нужно. Авось выживем.

На крыльце избирательного участка, блистающего на фоне общей серятины свежесшитыми триколорами, я встретил друзей детства, обитающих в том же дворе, но где-то в другой жизни. Каждый — в своей. Наверное, я стал тем детонатором, который дополнил боекомплект, потому что, поочередно поздоровавшись со мной, они, не сговариваясь, выпалили терзавший каждого по отдельности вопрос: «Ну, за кого?!».