Убрав посуду, Варвара ушла в соседнюю комнатенку и появилась после в праздничном цветастом платке и короткой меховой тужурке.
— Идешь, Никодим?
Хозяин встал из-за стола, оправил бороду, сметая крошки.
— Иду. Вы дома останетесь али с нами?
— А куда? — спросил Вадим.
— В церкву, на богослужение.
— Что нам одним сидеть в четырех стенах? Сходим, разомнемся.
На улице была темень — и дороги не видно. Храм пятном чернел на склоне, крест рельефно выделялся на фоне неба…
Двери его были распахнуты. Внутри толкался народ, колыхались огни свечей на алтаре, и доносилось нестройное женское песнопение.
В дверях Никодим сорвал шапку, перекрестился и примкнул к толпе, внимающей голосу старца Петра, стоявшего на подмосте у иконостаса. В руке его покачивалось на тонкой цепи кадило, и сладковатый запах благовоний кружил голову.
— Жи-ивущий под кровом Всевышнего по-о-од сению Всемогущего по-ко-о-ится-я…
Густым, на удивлением низким голосом пел старец, и молящиеся подхватывали, кланяясь в пояс.
Друзья отошли в сторону, оцепенев и не зная, что лучше: выйти на улицу и не мозолить людям глаза или молиться вместе со всеми, что в принципе сложно, не зная молитв.
— …Он избавит тебя от сети ловца, от ги-и-и-бельной яз-вы-ы…
— По-моему, зря мы пришли. Лишние здесь… — прошептал Протасов на ухо Ивану.
Иван, заметив, что старец недовольно покосился на них, конфузливо пожал плечами.
А старшина запел громче; густой и сильный для его возраста бас разносился под куполом, растворяясь в общей многоголосице.
— …Па-адут подле тебя тысяча и десять тысяч одесную тебя; но к тебе не при-и-и-близится…
Пятясь, они выскользнули во двор и только здесь почувствовали себя свободнее.
Иван опустился на скамью у забора.
— Что ни говори, тут хорошо. Почти как дома. Наш поселок ведь тоже в глухомани. Почту завозят раз в неделю, и то, если погода не испортилась. Весной да осенью на вездеходе не проедешь. Слякоть! Не дорога, сплошное месиво. Зимой буран иногда неделю метет. Выйдешь из дома, насколько глаз хватает белая целина, сугробы наметены. Опять же не проехать.
— Не… — сказал Протасов. — Я бы так жить не смог. Скукотища!.. В доме не высидишь, а вышел на улицу, и прошвырнуться некуда. Разве что до сельпо, где всегда на полках шаром покати. Ни кино, ни клубов. У вас ведь слаще пенки ничего не продают. Бананы, наверное, только на картинках и видели?
— В деревне не до развлечений. Там надо пахать от рассвета и до заката. За день намнешься, вечером не до клуба, а до койки бы добрести. Упал и как провалился… Поднялся с петухами и сам не понял: спал или только прилег?
— Ну и что в этом хорошего? Потому ваши бабы к тридцатнику изнашиваются на все пятьдесят, не на что глянуть. Ни груди, ни талии. Одна мышца да жировая прослойка. А мужики? Хронь… Не, в городе лучше.
— Да бросьте вы ерундой заниматься! — вмешался в спор Вадим. — Всяк кулик свое болото хвалит. Иван в городе со скуки сдохнет, а ты, Коля, за неделю работы в колхозе или загнулся бы, или запил… Не о том вы говорите!.. Вот Ольга твоя пошла на поправку. Это я ответственно, как врач, заявляю. Местная кудесница прямо чудеса творит. Ей Нобелевскую в области медицины присуждать надо. Над такими болезнями специалисты неделями, месяцами бьются, а она — за одну ночь! — А Никандрыч!.. Чудеса да и только! Хотя, если посмотреть с научной точки зрения, объяснимо. Еще в годы войны для поддержания иммунной системы раненых и за неимением нужных медикаментов бойцам давали вытяжки из сосновой хвои. Дешево и сердито. Как говорили, сама природа-мать шла на выручку.
— Хорош трепаться, эскулап, — оборвал Иван. — Значит, скоро будем сниматься? Вовремя, потому что еще пара недель, и вы этих мест не узнаете. Морозы, снег… А я ходить по лесам предпочитаю летом… Вернусь домой. Ну их, «новых русских», с их барскими замашками… упокой, господи, душу раба твоего Олега…
И неожиданно громко захохотал:
— А, мужики!.. Еще немного в таком обществе, и сами в старообрядцы перекинемся. Курить бросили, спиртное… ну, почти.
— Нездоровая обстановка, — улыбнулся Протасов. — Я к таким кардинальным переменам не готов.
— Ха-ха-ха.
— Вам проще, мужики, — вздохнул Вадим. — Почти дома… А для меня эпопея может начаться снова.
— То есть?
— А то не помните, как я попал к Слону? Допустим, вернусь с вами в Красноярск. Жилья и родни там нет, ни прописки, ни документов. Бомжевать, бегать от милиции, ночевать в подвалах и по чердакам? Догадываетесь, чем это может закончиться? Осенит еще кого-нибудь мысль, как с полной отдачей использовать рабский труд, и разницы не будет, рыть землю в поисках золота или мыть, к примеру, автомобильные моторы. Да мало ли грязной работы?
Читать дальше