Александр Тамоников - Зимняя война. Дороги чужого севера

В числе прочих присутствующих оказался венгр Ласло Милош из отряда «Сису», два датчанина — жители Копенгагена, прибывшие воевать вполне осознанно, чтобы не дать расползтись по миру заразе коммунизма (и держались оба неплохо), исполненный меланхолии британец по фамилии Робертсон, убежденный, что советские власти отнесутся к нему с уважением и с соблюдением всех формальностей передадут финской стороне.

— С уважением? — удивился Решетов. — Ты уверен, что правильно переводишь, Мечников?

— Вроде так, — ответил Никита. — Что вы хотите от этих иноземцев, товарищ полковой комиссар? Они словно с другой планеты свалились. Думают, мы тут в игрушки играем — им можно нас убивать, а нам их — увольте, относиться только с уважением и соблюдать международные нормы, о которых он твердит как попугай.

— Невероятно, — вздохнул Решетов. — Но ничего, мы заставим буржуазный мир с нами считаться. А это что за гусь? — с подозрением уставился он на кряжистого мужчину не первой молодости. Тот набычился, стоял, расставив ноги, с презрением сверлил глазами офицера. Из-под рваного маскхалата выглядывала продубленная куртка.

— Сам ты гусь, — проворчал мужчина. — Пошел ты, жидокомиссарская морда… — И, конкретно описав адрес, сплюнул себе под ноги.

— Вот так кунштюк! Соотечественник, мать его! Белая гвардия родимая… Представься!

— Да на хрена тебе мое представление, жиденыш? — процедил пленник. — Ладно, как угодно. Ротмистр Татаринов, честь имею. Произведен полковником Соколовым в чин майора Русской армии. Представляю Русский общевоинский союз, о котором ты, скотина, вряд ли слышал, но когда-нибудь услышишь…

— И сколько вас тут таких, из белоэмигрантской среды, так сказать? — озадаченно почесал переносицу Решетов.

— Достаточно. Даже больше, чем ты думаешь. — Татаринов глянул через плечо, и двое мужиков не первой свежести как-то приосанились, подняли головы.

— Не терпелось поквитаться с ненавистными комиссарами? И как началась заваруха — первым же дилижансом в обиженную Финляндию? Эх, что ж вам не сиделось в ваших Парижах? Ну все, довольно, теряем время. — Решетов отыскал взглядом молодого командира пехотного взвода: — Артюхов, расстрелять эту публику!

— Всех, товарищ полковой комиссар? — сглотнул парнишка.

— Всех! Чтобы другим неповадно было. Это не мобилизованные, товарищи красноармейцы! Это не рабочие и крестьяне, на аркане затащенные в армию! Это наши классовые враги, сознательно прибывшие в Финляндию убивать наших ребят! Действуйте, Артюхов, чего вы ждете?

— Вот суки! — скрипнул зубами Татаринов, покрываясь смертельной бледностью. — Ладно, твари, поквитаемся, всех не расстреляете…

— Почему не расстреляем, господин Татаринов? — усмехнулся Решетов. — Расстреляем, не волнуйтесь, пока нам это прекрасно удавалось.

Заволновались остальные пленные, стали переглядываться, что-то спрашивать друг у друга. Рослый норвежец догадался первым, затрясся, слюна выступила на губах. Красноармейцы толкали их в спины, гнали за ближайший сарай. Оставшиеся красноармейцы потянулись на косогор. За спиной кричали на разных языках, гремел неистощимый русский мат. Раздался нестройный залп, клацнули затворы, снова посыпались выстрелы, теперь уже беспорядочные…

Полк спешно продвигался вперед. Ревели моторы, энергично шагали пехотинцы с малиновыми петлицами на шинелях. Практически вся колонна вошла в лес. Деревня Каллела осталась за спиной, быстро удалялась. Тягачи тащили орудия, рычали средние танки «Т-28», пробивая дорогу в еловых зарослях. Сломался грузовик «ГАЗ-АА», перевозящий минометы. Из капота валил густой дым. Шофер кашлял в дыму, лихорадочно отыскивая неисправность. Ругался офицер, подпрыгивал, давал бесполезные советы. Пошучивали красноармейцы, проходящие мимо. Водитель что-то подкрутил, побежал в кабину. Машина завелась и затарахтела, стреляя клубами смрада из выхлопной трубы. Полк разбился на батальоны — шли с интервалом в триста метров. В каждом батальоне — по танковому взводу, орудия. Ругались офицеры и младший комсостав, поторапливали солдат. Полковая разведка шла по флангам, высматривала потенциальную опасность. Взвод старшего лейтенанта Овчинникова ушел вперед, пропал из вида.

— Товарищ капитан, это безумие! — увещевал Мечников командира разведывательной роты, который, отдуваясь, вышагивал по дороге во главе колонны. — Я уверен, что мы идем в западню, это добром не кончится. До Кохтлы километров шесть, местность незнакомая, малопроходимая, от соседей мы отстали — и финны обязательно этим воспользуются. Я уверен, они уже расставили ловушки. То, что мы уничтожили их минометную батарею, не должно радовать — она не единственная и предназначалась для того, чтобы отрезать нам дорогу назад. Товарищ капитан, постарайтесь убедить полковника Уматова, что он поступает неправильно. Поверьте, это не паникерство, мы не можем так безумно рисковать…