Андрей Ильин - Обет молчания

Буду уходить сквозь стену! Жилой дом не каземат старинного замка. Стены в два кирпича наспех соединены сомнительного качества раствором. Здесь не требуются годы самоотверженной работы, чтобы прорезать щель, достаточную для того, чтобы протиснуть в нее тело.

Ковырять штукатурку в комнате я не мог — слишком заметно. Туалет часто посещался. Более всего подходила ванна. Определилась новая задача — попасть в ванную комнату!

В третий раз я сломал линию поведения.

Между тем в банде наметился психологический надлом.

— Сколько можно сидеть, как тараканы в щели? — возмущался Шрам, — пора уходить из города.

— Без денег, без документов? Нас возьмет первый постовой, — возражал Бугай.

— Один хрен где сидеть. Здесь или в зоне. Там хоть срок уменьшается. Надо уходить! Кто не рискует…

— Я сказал ждать! — осаживал спорящих Дед.

— Чего ждать? Когда на нас настучат соседи? Когда сюда случайно забредет участковый? Чего?

— Время придет — узнаешь! А пока ждать! — твердо настаивал Дед.

Шрам ворчал, огрызался, но подчинялся. Пока подчинялся!

Через три дня ожидание закончилось и стало ясно, чего ждал Дед.

— Ствол! — ахнул Шрам.

— Ствол! — подтвердил Дед, крутнув барабан нагана, — и еще вот это, — и вытащил из сумки, только что принесенной хозяином квартиры, обрез винтовки.

— Винтарь!

— Все, парень, хана тебе, — хохотнул Пацан, уставил мне в лоб вытянутый указательный палец, щелкнул большим. — Пах! И в дамках!

Теперь все мои планы, предусматривающие вооруженное сопротивление безоговорочно исключались. С заточенным гвоздем против двух стволов не навоюешь. Оставалась только стена.

Скоро по многозначительным намекам Пацана и ухваченным обрывкам фраз я понял, что банда готовит нападение на машину инкассы. Нет, они решили не просто уходить из города, они решили прихватить изрядный куш. И снова я должен был выступить в роли буфера.

В любом случае, выиграют они или проиграют, меня ожидала пуля, милицейская ли, бандитская ли — не суть важно. Вряд ли после дела преступники будут церемониться с опасным свидетелем. Уход на дно не терпит посторонних глаз. Выходит, отпущенного мне времени оставалось всего ничего! Пора было форсировать события.

Я прекратил свое добровольное заточение, вылез из угла, стал, несмотря на предупреждения и тычки, «расползаться» по комнате. Один раз Пацан застал меня возле двери, другой у окна.

— Тебе кто разрешил? Сволочь? — возмутился он.

— Дайте воздухом подышать! Сил больше нет! Не могу, — захныкал я. — Лучше убейте!

— Убьем, не расстраивайся, — успокоил, как умел, Пацан.

— Ну, давай! Убивай! Давай! — изобразил я истерику и даже, для пущей убедительности, слезу пустил. В учебке, на актерском мастерстве нас гоняли почище, чем студентов театральных училищ.

— В искусстве ошибка простительна. Ну, провалишь ты спектакль. Ну, лишишься роли, премии. Ну, наконец, вылетишь из театра и пойдешь служить в сантехники. Не смертельно. Актерская ошибка в нашем деле чревата провалом! Любая фальшь может оказаться последней в твоей жизни, — наставлял нас инструктор по актерскому мастерству. — Повторять ужимки великих премьеров — значит быть паршивым актером. Вашей игрой не должны восхищаться восторженные поклонницы, ее просто не должны замечать! Вот главный и единственный критерий вашего профессионального умения. Вы должны раствориться, умереть в играемом образе или… умереть.

Я не хотел умирать и я играл натурально и натуральные слезы катились по моим щекам.

— Я не могу! Я не хочу! — кричал я, пытаясь приблизиться к окну.

Дед быстро оценил потенциальную опасность, исходящую от впавшего в истерику узника — его уже не уговорить, не запугать расправой, не остановить надолго угрозой боли. Взорвавшиеся эмоции не воспринимают ни логику, ни угрозу. Истерика нужно либо убить, либо надежно изолировать. Убийство накануне операции, где мне было отведено определенное место, не входило в планы бандита. И, значит, меня надо было изолировать.

— Заткните ему рот и оттащите в ванную, — приказал Дед.

Рот мне профессионально заткнул Бугай. После короткого удара ребром ладони по горлу я не мог без боли не то что крикнуть, но даже сглотнуть слюну. Но главная цель, ради которой я затеял весь этот спектакль, была достигнута. Словно куль с картошкой меня бросили на цементный пол ванной и закрыли дверь на задвижку.

— Если еще захочешь поплакать — зови меня, — предложил услуги Бугай, — я помогу.