Андрей Ильин - Обет молчания

Все это — заметить, разложить по полочкам, проанализировать, сделать предварительные выводы я успел за те две-три минуты, что стоял посреди камеры, изображая растерянность и ни на кого, вроде бы, не глядя.

— Принес черт подарочек! Ни вчера, ни сегодня! — процедил сквозь зубы Шрам.

— Ладно. Он сюда не просился! — осадил его Дед. — Садись, — кивнул мне на табуретку напротив нар.

Приоритеты определялись.

Дед — авторитет. Если под кого и подстраиваться, то под него.

Бугай — гора мышц при старике. К самостоятельным действиям вряд ли способен, но шею свернет в секунду, только мигни, задумываться не будет.

Шрам — ходит под стариком, но рвется к власти. От такого в любой момент жди фортеля. Пожалуй, самый непредсказуемый, самый опасный в этой компании.

Пацан — так, шестерка. Ни веса, ни голоса не имеет. При определенных обстоятельствах его можно попытаться использовать.

Я сел.

— Кто будешь? — спросил Дед.

А кто я? Бежавший зек без криминального стажа? Солдат без части? Вор без выгоды?

— Я случайно тут. По недоразумению. Я мимо шел… — забормотал я.

— Ладно, понял. Ложись, прохожий. Отдыхай пока, — приказал Дед.

Пацан спрыгнул с верхних нар.

Удивленный странной, не принятой в подобных заведениях вежливостью, я забрался на нары.

Было ясно, что люди, собравшиеся в камере не случайные знакомые. Для этого они общались слишком накоротке. Либо они высиживают здесь не первую неделю, либо, что более вероятно, знают друг друга давно. В любом случае следовало держать ухо востро.

Я немного повздыхал, поворочался и сделал вид, что уснул.

— Эй, наверху, — окликнул меня Дед.

Я не ответил, сонно посапывая, иногда, для пущей убедительности, всхрапывая.

— Погляди его, — распорядился Дед.

Шрам встал, зажег спичку, приблизил ее к моим глазам.

Ну, этим нас не возьмешь. Еще в учебке нас учили как правильно изображать крепко спящего человека.

— Спит, — уверенно сообщил Шрам, — как младенец.

— Лучше бы этот младенец спал дома, — проворчал Бугай.

— Давай к делу, — потребовал Дед.

— Тогда сегодня, — сказал Шрам, — завтра нас переведут в горотдел и хана. Оттуда не уйдешь.

— А отсюда?

— Попробовать можно. Отдел на ремонте, временно впихнут в случайное помещение, легавых — всего ничего и, наверняка спят как сурки. Если попасть в коридор, то в конце есть окно, на нем решетка на скорую руку. Пустяк — толкнуть раз.

— А как в коридор попасть?

— Как раньше думали, так и попасть…

Похоже, в камере готовился побег! Мое неожиданное появление, естественно, не входило в планы заговорщиков. Что они предпримут? Отложат попытку или попытаются нейтрализовать меня? Судя по их настрою, последнее более вероятно. Надо было подумать о своей безопасности.

Я заворочался «во сне», повернулся, принял наиболее безопасную позу — лег на бок, плотно уперевшись спиной в стену, левую руку положил под себя на случай удара заточкой снизу, сквозь нары, ноги подтянул к груди, защищая живот.

Заговорщики напряженно замолкли, снова поднялись, проверили сплю ли я, успокоились.

Что делать? Поднять тревогу они мне, конечно, не дадут. Значит, предупредить побег нельзя. Остается бороться за свою жизнь в момент побега. Времени на то, чтобы долго возиться со мной у них не будет. Значит у меня есть шанс…

Увы, моему шансу сработать было не суждено.

— Давай! — скомандовал Дед.

Я напрягся, но было поздно. Со стороны изголовья метнулась чья-то рука, вывернула, задрала мне, ухватясь за подбородок, голову. В горло, напротив сонной артерии, уперлась, царапая кожу, отточенная сталь. Сейчас достаточно было несильно толкнуть заостренный гвоздь, штырь, ложку или что там у них за оружие, чтобы черной струей брызжущей крови из меня в несколько минут вытекла жизнь! Как глупо!

По шее частыми горячими каплями поползла кровь, но глубже заточка не шла. Я вспомнил примету фронтовых разведчиков — если сразу не убили, значит не убьют, значит ты им зачем-то нужен.

— Тс-с! Молчи, дурак, если жить хочешь! — зашипел мне в ухо Шрам. Одновременно кто-то забарабанил в дверь. Шрам чуть ослабил хватку и я смог оглядеться. Стучал Пацан. Деда видно не было. Бугай стоял, свесив голову, возле зарешеченного окна и от его шеи вверх шла туго натянутая, сплетенная из разорванной рубахи, веревка. Бугай повесился?! Когда?! Почему?!

— Откройте! — орал Пацан, барабаня в дверь пустой кружкой.

Наконец подошел милиционер, спросил через дверь: