— А от кого были эти письма, про которые ты говоришь? — тихо, ослабевшим голосом спросил Ибрагим Владимирович.
— От имамов, уважаемых в нашем народе.
— Я не спрашиваю, кем именно они уважаемы. Наверное, как это обычно бывает, только небольшими группами их последователей. Но я хочу знать, откуда этим имамам могли быть известны такие подробности, — с недоверием проговорил командир роты военной разведки. — И вообще, я лично ни против имамов, ни против мечетей, ни против верующих ничего не имею. Но ты вспомни хоть одну пятницу, чтобы отец сходил на намаз. Или чтобы он нам с тобой приказал это сделать. Разве было что-то такое? Я вот ничего подобного не помню.
Темирхан вдруг фыркнул как кошка. Ибрагим Владимирович сразу вспомнил, что брат точно так же фыркал еще в детстве, за что отец ругал его. Только он не хотел обидеть сына, поэтому сравнивал мальчишку не с кошкой, а с норовистым жеребцом, который фыркает точно так же.
— Я понимаю, что тебя воспитали в спецназе ГРУ, привили там то, что тебе по рождению чуждо, — даже после своего фырканья Темирхан старался сохранять голос спокойным. — Но ты подумай об отце, о его памяти, о том, за что он, наша мама, брат и сестра погибли такой страшной смертью. Да, вспомни об этом и подумай.
— Как раз об этом я хотел тебе и сказать. Ты веришь письмам имамов, которых даже не знаешь, с которыми никогда не встречался. Я же верю человеку, который меня усыновил и воспитал. Я знаю его честность и даже солдатскую прямолинейность. Он говорил об отце прямо противоположное, утверждал, что тот был неподкупным борцом с бандитами, никому из них спуску не давал, в первую очередь карал таких негодяев, как твои собратья по оружию, каким ты и сам, к сожалению, стал. За это враги ему отомстили. Я готов продолжать дело отца. Ты же идешь против всей его жизни, совести, всего того, чему отец тебя учил. Ты хоть раз вспоминал его слова о том, что каждый человек должен быть в первую очередь чист перед самим собой, перед своей совестью? Не важно, что про тебя говорят или думают другие люди. Главное, перед собой будь честен. Я отлично помню эти слова. Но ведь отец говорил их при тебе. Значит, и ты должен помнить. Отец никогда не обманывал. Он не мог быть предателем своего дела. Вспомни его. Не забывай эти слова. Он ведь и к тебе их обращал, когда говорил.
— Я помню и придерживаюсь своей чести. А ты — просто дитя российской пропаганды, — вдруг неожиданно резко сказал Темирхан, словно что-то решив для себя.
— А ты — дитя антироссийской пропаганды, хотя и являешься воспитанником короля Иордании, который считает себя искренним другом России. Ты же, насколько я знаю, оканчивал академию королевского спецназа, которая находится под его патронажем.
— Да, я даже бывал на приеме в официальной королевской резиденции — дворце Рагадан, где король, среди других гостей, пожал руку и мне. Я горжусь этим.
— Слава Аллаху! Но это же не говорит о том, что ГРУ или ФСБ подготовило и провело покушение на нашего отца.
— Ты не желаешь принимать очевидного.
— Чего я не желаю принимать? — спросил Ибрагим Владимирович.
— Того очевидного факта, что ты — сын Дагестана.
— Я — сын отца аварца и русской матери. При этом, в отличие от тебя, — гражданин России. Дагестан — тоже часть России. Вот это я принимаю с открытым сердцем и, в отличие от тебя, понимаю, что дагестанцы тоже разные бывают. Встречаются такие, которые мешают своему собственному народу жить нормально, навязывают ему волю, продиктованную извне. Бывают такие, которые хотят жить по-своему, без чужих указок, по своей воле, в ладу со своей честью.
— Но ведь есть же еще и наша вера! Она превыше всего. — Старший брат никак не желал униматься, старательно искал все новые и новые аргументы.
— Кстати, насколько я помню, твой любимый король Иордании Абдалла Второй сам выступал за мирный ислам, против всяческого навязывания его силой, такого трактования, которое большинство мусульман мира не принимают. Он даже распустил у себя в Хашимитском королевстве партию «Братьев-мусульман», которые желали его свергнуть точно так же, как ты хочешь уничтожить в Дагестане российскую власть.
— Вот именно. В Дагестане. Российскую власть. В Дагестане она должна быть дагестанская. Мой народ имеет полное право управлять своей страной.
— Ты ведь знаешь, что такая попытка была предпринята в Чечне. Не буду тебе объяснять, к чему это привело. Понятия власти и народа вообще несовместимы. Народ хочет одного, а власть — совершенно другого.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу