Андрей Воронин - Инструктор. Пока горит звезда

— Гад, — ухмыльнулся Кещян и, присев на корточки, достал из кармана затасканных джинсов бомбилы потрепанный кошелек.

Кещян действовал в перчатках, поэтому и не беспокоился за отпечатки пальцев. Напрягая оставшиеся силы, он стянул старика с обочины и спрятал тело за густой полосой придорожного кустарника.

«Так будет со всеми, — удовлетворенно подумал Анзор, забрасывая труп сухостоем и ветками, — кто станет на моем пути. С каким бы удовольствием я прибил бы самого Орбели и занял его место. Он уже давно, паскуда, просится. Чувствует, шкура, что его ненавидят, поэтому обложился с ног до головы охраной. Не понимает очевидного, что, когда его перестанут крышевать, он станет дешевой марионеткой».

Разобравшись с трупом, Кещян вернулся к машине и с удовлетворением отметил, что никто из проезжавших даже не остановился. Все торопились по своим делам, а может, просто не хотели связываться с незнакомыми людьми. Кто это в позднее время будет торчать на дороге за Москвой?

Усевшись на водительское сиденье, Кещян включил первую передачу и резко тронулся с места. Фары светили тускло, и Анзор ехал со всей осторожностью, на какую только был способен. Вдобавок к вечеру подморозило, и поэтому он не гнал что есть силы, хотя внутренний голос подгонял: «Давай, давай, давай»!

«Осталось пересечь границу, — подумал Кещян, — а потом я окажусь в Белоруссии, где меня никто не достанет. Там тихо и спокойно. Орбели со своими шакалами в первую очередь начнет шерстить вокзалы и аэропорты, предполагая, что я поспешил убраться в теплые края. Но я не такой дурак, как они думают. Пока они разберутся, что к чему, меня здесь уже не будет. Залягу на дно в каком-нибудь небольшом европейском городке, и ищи-свищи. Пусть скрежещет зубами от злости и боится наступления дня расплаты».

С такими злорадно-пессимистичными мыслями Анзор ехал всю ночь. Его постоянно клонило в сон, и от этого морока не спасали ни сигарета, ни громко включенное радио с хрипящими динамиками, ни мысли о скором спасении и размеренной жизни в европейской глуши. Нет, Анзор по-прежнему беспокоился и клонился головой к рулю. Раз он даже заснул, очнувшись, когда машина уже съехала на обочину и начала приминать под себя жухлую листву с лежалыми ветками.

К утру, когда забрезжил серый рассвет с клочьями сизых туч на краю неба, Анзор остановился на заправке перед границей с Белоруссией, чтобы заправиться. Кроме него там стояло несколько фур и блуждала бродячая собака в поисках пропитания.

За ночь езды за рулем Анзор изрядно утомился и не был уверен, что способен продолжить дальнейший путь без происшествий, потому что каждую минуту засыпал за рулем и усилиями воли отгонял дрему. Его руки тряслись, словно он был алкоголиком со стажем, который поутру не успел опохмелиться. В глазах жгло, словно туда насыпали песка.

Заправив машину, Кещян купил пачку сигарет и бутылку газированного напитка. Он хотел с наслаждением закурить, но вспомнил, что это заправка, и с недовольством сунул пачку сигарет в карман брюк.

Он отъехал от заправки на каких-то пару километров, как его остановил сотрудник ГИБДД. Кещян, мигом оценив обстановку, подумал, что лучше всего остановиться, иначе его вычислят довольно быстро. Он не летел, поэтому номера машины разглядеть было вполне реально, а значит, можно сообщить постам, и его машину будут искать везде. Остановив машину, он с наигранной бодростью спросил:

— Что я нарушил, начальник?

— Все, — ответил мент, и не успел Анзор дернуться, как он извлек пистолет с накрученным на него глушителем и несколько раз выстрелил.

Кещян охнул и судорожно дернулся, после чего обмяк на водительском кресле.

— Готов, — коротко отчитался ГИБДДшник кому-то по рации.

Затем гаишник кинул в салон «жигуленка» боевую гранату и быстро сел в свою машину. Взревел двигатель, и ментовская машина рванула с пробуксовкой вперед. А где-то позади грохнуло так, словно разорвался артиллерийский снаряд. Испуганно закричало воронье, взвившись к самому небу. От Кещяна остались одни ошметки в покореженном остове загоревшегося авто.

Орбели, лежа в джакузи, смотрел огромную плазму. Просторная ванная была залита светом галогеновых ламп. Он достал правую руку, всю в пене, волосатую, как у орангутанга, и положил ее на холодный мраморный бортик. По телевизору показывали Короткова. Орбели ухмыльнулся и включил звук погромче.

«Прет, как свинья, в свое кресло и еще думает, что ничем мне не обязан, — подумал Орбели, пристально глядя на телеэкран, на котором крупным планом показывали сытое и довольное лицо Короткова. — Отожрался как кабан на убой. И все равно мало. Все ему мало. Особенно денег. Сколько средств я уже в него вложил, а какая отдача? Этот идиот, судя по всему, не понимает, что без моих денег он полный ноль.