Юрий Костин - Француз

— Так вот, я учился на таком типе самолета, правда, на двести шестой за штурвалом не летал. Но там все то же самое.

— По-моему, сюда кто-то бежит, — перебила его Ольга. — Посмотрите!

Все прильнули к окошку и увидели вдалеке нечто напоминающее танцующий свет от фонаря. Или множества фонарей.

— За мной, — позвал Антон и устремился из бытовки к самолету.

Ольга последовала за ним. Ральф безуспешно пытался оторвать Бритту от подоконника, в который она вцепилась, подобно кошке, которой собираются вычесывать колтуны.

— Бритта, майн гот, умоляю тебя, — шептал Ральф.

— Ральф, оставь меня. Это издевательство. Мне они все надоели: пираты, бандиты, полиция, лодки, море, эта сволочь Антон, эта украинская проститутка, утопленный в море Роджер.

— Бритта, — старался быть сдержанным Ральф, — нужно идти. И не надо так про Антона. Этот человек в который раз спасает наши жизни. Прошу тебя. Прости меня и пошли.

Тон Ральфа подействовал на жену, и та покорно поплелась за ним.

Антон быстро рулил к взлетной полосе, с тревогой наблюдая за «танцами», которые выдавали приборы. Стрелки альтиметра, указатели курса и скорости отклонялись с непозволительной амплитудой. На «предварительном» Антон начал впадать в отчаяние. Двигатель работал неровно. Времени на необходимую контрольную проверку не оставалось.

— Антон, — прокричала Ольга, — я их уже вижу, смотри!

— Надеюсь, им не придет в голову, что туристы-ботаники угоняют самолет? — пробормотал себе под нос Ральф.

Антон в который раз пробежался по приборам, проверил ручку переключения бензобаков, ручку управления топливной смесью — ничего не изменилось…

— Была не была, — прошептал он, вырулил на полосу и, поставив ноги в нижнюю часть педалей для контроля направления движения, дал полный газ.

Самолет начал набирать обороты, но не так, как нужно. Даже небольшой летный опыт кричал горе-пилоту, что он делает что-то не так и самолет при таких условиях и такой загрузке просто не взлетит. Врежется во что-нибудь на земле или не сможет набрать высоту…

— Антон!

Все вздрогнули от громкого крика Бритты.

— Бритта, помолчи! — раздраженно прикрикнул на жену Ральф.

— Антон, — прокричала она, игнорируя мужа, — а в самом начале у тебя горела вон та красная штучка, а теперь не горит. Это нормально?

Антон бросил взгляд вниз, налево и, к своему величайшему удивлению и радости, обнаружил, что две кнопки «Master switch» [46] Букв.: главный переключатель. , которые переключают питание самолета на генератор, отключены. Видимо, он неловко задел их коленом, когда спешно рулил к полосе.

Он быстро нажал кнопки. Двигатель взревел, приборы «взяли себя в руки». Набрав скорость в шестьдесят узлов, самолет, повинуясь штурвалу, медленно оторвался от земли и стал набирать скорость. Это случилось в самом конце полосы, за которой в небольшом отдалении Антон увидел незаметный ранее высоченный забор.

— Бритта! — прокричал он что есть силы, — я люблю тебя!

Ральф улыбнулся и обнял жену. Бритта торжествующе и с презрением посмотрела на Ольгу, которая ничего не заметила, так как сидела впереди, справа, на месте второго пилота.

Вскоре Антон сообщил пассажирам, что они набрали высоту в три тысячи футов.

Ольга крепко взяла его за руку, он посмотрел на нее.

— Кто ты, Антон?! — спросила она, с восхищением глядя ему в глаза.

Несмотря на выпитое накануне, Михаил Иванович Ушаков за всю ночь, проведенную в камере Петропавловской крепости, не смог сомкнуть глаз. Зуб на зуб не попадал от холода. Мысли спутались, разум не приходил в спокойствие. Попытка помолиться тоже не удалась. К тому же этому благочестивому и разумному, с учетом скорой казни, желанию мешали мысли об оставленной в деревне девушке.

Ротмистр Ушаков мечтал, уволившись со службы, завести много детей, представлял себе дом батюшки, наполненный детским смехом. Если до ареста ротмистр еще сомневался в том, что провидением ему предначертано взять в жены эту дерзкую, смелую и красивую девчонку, то сейчас, вспоминая ее огромные глаза, он знал, что суждена Аленка была ему самим Господом, коль скоро и перед казнью не выходила она у него из головы.

Лежа на жестком топчане, Михаил Иванович представлял себе, какими красивыми были бы их дети. Девочек со временем можно было бы устроить к генерал-губернатору или даже ко двору во фрейлины, а мальчики непременно продолжили бы семейную традицию и стали бы офицерами.