Андрей Воронин - Инструктор. Первый класс

Из большой комнаты доносился частый перестук падающих в подставленные тазы и кастрюли капель. Там бормотал включенный телевизор и слышалось ворчание жены, которая, не имея под рукой иного оппонента, сварливо переругивалась с диктором. Откуда-то появилась дочь, молча, даже не удостоив взглядом, обогнула стоявшего на дороге отца и скрылась в своей комнате, независимо хлопнув дверью. Клим Зиновьевич улыбнулся. Сейчас он мог с улыбкой стерпеть что угодно, поскольку принятое решение наполняло его душу покоем и безграничным терпением.

Стараясь не скрипеть половицами, он прошел на кухню. Сковорода с грибами еще дымилась, но уже была снята с огня. Воровато оглядевшись, Голубев извлек из кармана брюк один из двух пакетиков и высыпал его содержимое в сковородку. Хорошенько перемешав грибы, он старательно разровнял их ложкой и уже сунул было ее в рот, чтобы по привычке облизать, но спохватился и без стука положил на край сковороды — так же, как она лежала до его прихода.

Выходя из кухни, он столкнулся с женой.

— Есть будешь? — спросила она неприветливо.

— Не хочу, — так же неприветливо ответил он. — Сыт я по горло твоими грибами!

— И то правильно, — с ядовитой покладистостью согласилась жена, — на обед еще заработать надо.

— Много вы зарабатываете, — буркнул он и пошел переодеваться перед уходом на работу.

Беря из-под навеса велосипед, он слышал, как жена своим пронзительным голосом зовет дочь к столу.

— Поглядим, кто раньше сдохнет, — вполголоса произнес Клим Зиновьевич.

Выйдя за калитку, он оседлал велосипед и покатил знакомой дорогой в сторону завода. По его лицу стекали струйки дождевой воды, но ушедший в себя Голубев не замечал этого неудобства. Глаза его были пусты, а на губах играла загадочная улыбка.

Коротко блеснув в скупом сереньком свете ненастного осеннего дня, тяжелый нож с тупым стуком вонзился в середину висевшего на стене липового спила. За ним почти без паузы последовал второй, воткнувшийся в мишень так близко от первого, что клинки, соприкоснувшись, издали короткий скрежещущий звук и завибрировали в унисон.

— Скучно, — ни к кому не обращаясь (поскольку, кроме него, в квартире никого не было), вслух сообщил Илларион Забродов и отложил в сторону готовый к броску нож.

За окном барабанил холодный осенний дождь. Звук был какой-то такой, что сразу чувствовалось: это надолго. Выходить из дома не хотелось, да и нужды в этом не было. Рита опять не приехала, и даже Андрей Мещеряков куда-то запропастился — надо полагать, отправился в служебную командировку, спасать мир или просто наводить трепет на командование и личный состав подразделений, удостоенных высокой чести принять явившегося с проверкой столичного генерала. Это тоже было скучно, хотя в отсутствии Мещерякова Иллариону виделись некоторые плюсы. Ну, был бы он в Москве, ну, позвонил бы или, хуже того, приехал, и что, позвольте узнать, Илларион мог бы ему сказать? Извини, Андрюха, ничего я не нашел и найти уже не надеюсь, — вот примерно так и ничего сверх того.

Версий в деле об убийстве полковника ГРУ Замятина с самого начала было много, и отрабатывали их серьезные профессионалы — так, по крайней мере, утверждал Мещеряков. У Иллариона не было оснований не верить его словам. Полковника нашли мертвым в номере, который он занимал в подмосковном доме отдыха «Рябинка», где останавливался всякий раз, когда ненадолго приезжал в Россию из своих бесконечных заграничных командировок.

Вместе с полковником в его номере умерла некая дамочка бальзаковского возраста — надо полагать, его очередная пассия. Иван Ильич Замятин никогда не скрывал, что питает определенную слабость к противоположному полу, но в похождениях своих неизменно соблюдал должную осторожность. Все было шито-крыто, даже когда была жива его супруга, а уж после ее смерти любовные похождения полковника Замятина и вовсе перестали интересовать кого бы то ни было, кроме него самого.

Со слов Мещерякова Илларион составил себе предельно ясное представление о картине преступления. Убитые сидели за столом, сервировка которого свидетельствовала о намерениях Замятина не менее ясно и откровенно, чем обнаруженная в кармане его пиджака упаковка презервативов. На этом столе имелось все, что нужно для обольщения: роскошный букет роз, нетронутая ваза с фруктами, коробка шоколада, к которой тоже никто не притрагивался, откупоренная бутылка дорогого французского вина и несколько огарков в тяжелых бронзовых подсвечниках, которые в начале романтического свидания, несомненно, были свечами.