Андрей Ильин - По ту сторону жизни

С нар из темноты зэки смотрят, зубы сжав – все сплошь фронтовики, которые пулям не кланялись, на штыки немецкие ходили… А тут молчат, словно воды в рот набрали. Встать бы, да припечатать этого урода, чтоб душа из него вон, но только блатные враз вскинутся на обидчика и на перья поставят, а того хуже, в параше утопят. Воровские законы на зоне – не человеческие.

Молчат фронтовики, глаза отводят.

Спустился «лупоглазый», протянул посылку. Блатной руку туда сунул, поворошил.

– Тю… схавал жеванину, фраер? Жадный ты, дядя! – Оглядел зэка с ног до головы. Ботинки заметил. Справные. – Скидай «колеса», ни к чему они тебе, ты не сегодня-завтра ласты склеишь, а моим ножкам тепла хочется.

Зэк испуганно замотал головой. Без ботинок здесь, в тундре – смерть.

– Ну ты чего, не понял? – Сверкнула в руке заточка.

«Лупоглазый» быстро присел, расшнуровал, скинул ботинки – без них, может, еще день-два прокантуешься, а коли перо в бок, так прямо теперь откинешься. Такая психология у зэков, что лучше завтра, чем сейчас. Минутой он жив…

Блатной взял ботинки, но даже надевать их не стал, пошел к столу.

– «Лопаря» на кон ставлю. Знатные «лопаря»…

Пошла игра, застучали о стол вырезанные из картона карты.

Перебор…

– Эх, где мой фарт?

Конец игре? Но, нет…

– Ставлю… – осмотрелся «Фифа», по столу ладонью хлопнул: – «Деда» ставлю!

И все притихли. И даже блатные. На нехорошее дело подписался «Фифа». «Дед» хоть и мужик, но уважаемый, самый старый в бараке, в бороде и очках, какой-то там профессор кислых щей, тихий – мухи не обидит.

– Слово, «Фифа»?

– В натуре. «Деда» ставлю! Век воли не видать.

– Ну, смотри!

Замер барак. Все взоры на стол, на карты – такая игра пошла…

«Ржавый» сдаёт. Не спеша карты тасует, рисуется, знает – все на него сейчас смотрят, как на артиста на сцене.

Девятка… Семёрка… Лыбится, подмигивает, пальчиками играет…

– Еще?

Секундная пауза. Сомнение. Но кто не рискует…

– Мечи!

– Король… Двадцать!

Облегчённо вздохнул барак.

– Себе.

Тянет «Ржавый» карту. Десятка… Замер, держит паузу. Любят это дело блатные, любят нервы пощипать. Постукивает пальчиками по колоде.

– Ну что, «Фифа», поглядим, есть у меня фарт или вышел весь?

Тянет карту. Бросает на стол. Туз!

– Очко.

Вздох по бараку. Проиграл «Фифа» «Деда». Вчистую. И ведь все понимают, передёрнул «Ржавый», туза из рукава вынув или еще как, потому как известный он катала. И не пожалел «Деда», не дал «Фифе» отыграться.

И «Фифа» всё понимает, только не схватить «Ржавого» за руку.

– Когда должок отдавать станешь? – смеётся «Ржавый», поблёскивая зубами золотыми.

– Теперь отдам!

Встал «Фифа», к нарам пошел. Туда, где «Дед» кантуется.

– Эй, «Дедок», слазь.

Слез, встал «Дед», ничего со сна не понимая. Смотрит вопросительно, не понимает, что смерть к нему его пришла.

Но кто-то еще спрыгнул, рядом встал.

– Слышь, «Фифа», не трожь «Деда», не бери грех на душу.

– Ой, – притворно удивился «Фифа». – Кто ж это такой сыскался? Защитник. Прямо – страху нет! А коли я не его, а тебя?

Стоит зэк, не шелохнётся. Один. Капитан-летун, Герой Союза. И надо бы к нему, надо слезть, рядом встать. Ведь не испугался он… Но страшно, страшно на пере повиснуть, потому что «Фифа» – рожа кровь с молоком, сытый, быстрый, а ты почти доходяга. Дунь – упадешь. Не совладать с ним… Но надо слезть, потому что летун стоит. Надо!..

Спрыгнуть с нар, придвинуться, притиснуться к «Деду». Встать молча. Еле заметно кивнул летун благодарно – легче ему стало. Двое – не один. Хотя и вдвоем, но что они сделают? Но может, кто-то еще…

Зыркнул «Фифа» вправо-влево – дурное дело, коли мужики вместе поднимутся. Весь барак не порезать. Но и долг отдавать надо, чтобы к параше тебя не приставили. Безвыходное у него положение.

С верхних нар головы свесились, смотрят волками и глаз не отводят! Много их… И те двое придвинулись… А сзади дружки блатные глядят, интересно им, как «Фифа» выкрутится. Помогать ему не будут, на зоне каждый сам за себя. Сам проигрался – сам крутись…

Усмехнулся «Фифа», фиксой сверкнув.

– Да ладно, фраера, не вопрос, я же понимаю – пусть живет «Дедок»… Слышь, дед-сто-лет, сам помрешь. – Улыбнулся дружелюбно.

И «Дед» в ответ:

– Иди, спи. Дави харю. Сон зэку в облегчение дан.

Развел руки, чтобы обнять старого зэка, по плечам, по спине похлопать. И все расслабились и невольно заулыбались.

«Фифа» завел руки, но не обнял. В руке его взблеснула узкая, как шило, заточка, и он быстро и точно вогнал ее в спину «Деда», аккурат против сердца. Тот вздрогнул, удивленно выпучил глаза и стал оседать на подкосившихся ногах.