Андрей Ильин - По ту сторону жизни

– Не сахар-рафинад, – согласился «Абвер».

– Ну, вот и поучимся у Европы. Случись что – главный спрос с тебя, все родичи в распыл пойдут до последнего, и даже собаки дворовые.

И так сказал это «пиджак», что мурашки по коже, потому что без криков и угроз, без напора привычного и кулака в морду, как про обед сказал или погоду. Обыденно. И страшно от того зэкам стало больше, чем если бы он им в глаза оружием тыкал, потому что поняли, уверовали – этот сделает, этот сможет и даже собак не пожалеет.

– Вопросы есть?

– Никак нет, гражданин начальник, – вразнобой ответили зэки.

– Пётр Семёнович… Зовите меня просто Пётр Семёнович, – представился «пиджак». – Будем считать, что познакомились. Завтра к вам прибудет пополнение. Освободите под него один из блоков.

– Кто? – спросил «Крюк».

– Там узнаете. Засим разрешите откланяться.

Встал. И зэки вскочили на ноги.

– Сидите, – махнул «пиджак». – Впрочем, вы хоть так, хоть так – сидите.

Усмехнулся и вышел…

Приёмная. Присели на стульчиках люди рядком, да не простые просители, а при погонах шитых, в штанах с лампасами, с орденами и звёздами золотыми на кителях и пиджаках. А сидят, как школяры, ручки на коленках сложив и на месте ёрзая. Непростой человек там за дверью сидит, может, второй в государстве, если не по должности судить, а по могуществу его. Любого из них, не моргнув, в порошок стереть может. Немало кого из этого кабинета под конвоем выводили, с генеральскими погонами, выдранными с мясом…

Но есть еще одна дверь в тот кабинет, про которую мало кто знает и в которую генералы не ходят. Неприметная такая дверь, не из коридора, а из соседнего кабинета, который хоть и под табличкой, но всегда пустой. Для доверенных людей, которые не должны мимо очереди.

Стук. Дежурный:

– К вам гость.

И дежурному лучше не знать, кто к «Хозяину» ходит.

– Пропусти.

Отворилась дверь, зашёл человек в гражданке, в пиджачке и до блеска начищенных ботиночках.

– Разрешите, Лаврентий Павлович?

– Проходи, садись, Пётр Семёнович, – указал хозяин кабинета на стул. Отодвинул какие-то бумаги. И тех генералов, и героев, что в приёмной ждут. – Рад видеть тебя.

Прошёл, сел гражданский, который ни по одному ведомству не проходит, ни по МГБ, ни по линии милиции, который какой-то мелкий чин в гражданской конторе, но через ту дверь в любое время вхож!

– Что скажешь?

– Ситуация рабочая – зэки в лагере проинструктированы, единственный, кто мог представлять угрозу, – уже ничего никому не расскажет. Оперативники и привлечённые бойцы, которые принимали участие в операции, дали подписки и разосланы для дальнейшего прохождения службы по дальним районам. Соответствующая работа с ними проведена.

– Болтать не станут?

– Нет. Да и мало что знают – считают, что подавляли мятеж взбунтовавшихся зэков. В контакт с заключёнными они практически не входили.

– А сами заключённые?

– Будут молчать. Там мой предшественник хорошо поработал, подобрав выходцев из больших семей с ярко выраженной родственной привязанностью. Дела на ближних родичей заведены реальные, вся доказательная база имеется, так что с этой стороны всё прикрыто. Если что – размотаем дело.

– Что предполагаешь дальше делать?

– Уже делаю… – Рассказал «пиджак» про планы свои.

Слушает товарищ Берия, головой качает, брови хмурит.

– Не круто забираешь, Пётр Семёнович?

– С меня спрашивается результат, а методы… Других я не знаю. Я должен понимать, с кем имею дело, и в каждом быть уверен. Если кто-то предложит иной способ…

Только нет иных способов, не обойтись тут призывами и уговорами. Вся страна по таким законам живёт, когда через колено, до хруста костей. Через страх, через боль, через кровь и смерть. Потому что иначе не выстоять, не прыгнуть из крестьянской, с лошадкой и сохой, России в индустриальный век. А коли отстать, то сожрут тебя соседи, не подавятся. Такие реалии. Отсюда методы, когда маленький человек в расчёт не берётся, чтобы нацию, чтобы государство спасти, и ссыпают их в рвы, отправляют тысячами каналы рыть, и в бой на пулемёты гонят. И растёт, и крепнет страна, на костях убиенных людишек поднимаясь. И привыкли все, что жизнь человеческая ничего не стоит, что цель оправдывает средства и саму смерть. И весь мир так живёт, все люди, потому что век им достался непростой, жестокий и кровавый, которого в истории еще не было, когда не сотни, не тысячи – миллионы в распыл идут…