Кирилл Казанцев - Прыжок тигра

Мимике лица Гузикова мог позавидовать любой актер. Максим старательно «держал» недовольное выражение и нарушать паузу не торопился. Гузикову же было уже невмоготу, и он решился:

– А давайте чайку попьем. Я сейчас девочкам скажу, и они нам сообразят что-нибудь. Или не чайку? – Гузиков старательно пытался уловить настроение проверяющего, только что ушами не шевелил. Его щеки то надувались, то опадали, губы вытягивались и шлепали друг о друга. Максим отвернулся к окну и прогудел значительно:

– Не трудитесь, обойдусь. Дверь закройте. И присядьте, вот сюда, пожалуйста, – Максим указал Гузикову на его собственное кресло во главе стола.

– Как скажете. – Директор резво выполнил приказ и преданными глазами смотрел на Максима. Тот проводил взглядом бегущего к корпусу неповоротливого гузиковского стража и выдохнул коротко. Все, они вышли на финишную прямую, останавливаться нельзя.

– Вам у нас понравилось? – начал светскую беседу директор, и Максим охотно отозвался.

– Да, очень. Даже и не знаю, что больше – корпуса подведомственного вам учреждения, превращенного в гостиницу и бордель, или грамотное использование человеческих ресурсов. Один из ваших заместителей сказал мне, что это трудотерапия.

– Простите, – Гузиков привстал в своем кресле, – что? Какая терапия? Вы о чем?

– О твоем бизнесе, о чем же еще. Доходное местечко, да? На хлеб, надеюсь, хватает? И на молоко?

– Но как же, как… – Гузиков морщил лоб, чмокал губами-варениками и вцепился в подлокотники своего кресла. «Как же так, ведь я со всеми давно договорился, всем процент идет, все довольны». – Мысли, как титры, отражались на складчатой физиономии директора.

– Ладно, это твое дело, меня не касается. – Эти слова «проверяющего» вернули Гузикова к жизни. Сжавшаяся, как сушеная груша, рожа директора разгладилась, он обмяк в своем кресле.

– Только вот что, – Гузиков вновь напрягся, как легавая на стойке, попытался вякнуть что-то протестующее, но передумал.

Максим прислушался – за дверью все тихо, не слышно ни музыки, ни голосов. Притихли бухгалтерские одалиски, ждут, чем все закончится.

– Квартиры давно сдаете? – спросил он у Гузикова.

– Ээээ, года полтора, кажется. А какая разница? – вскинулся вдруг Гузиков. – Вам-то что? Я все вопросы с вашим начальством давно уладил, все решил. Не ваше дело!

– Конечно, не мое. Не волнуйся, – Максим основанием ладони врезал Гузикову в нос. Директора откинуло к стене, он врезался в нее затылком, вывалился из кресла на пол и там затих. Максим шагнул к директору, за лацканы пиджака поднял его на ноги, прислонил к стене. Следующий удар пришелся в переносицу, еще один, уже после того, как Гузиков рухнул на бок, в висок. И еще один, для верности, по неподвижному, лежащему на животе телу, в темя. И все как по манекену в спортзале – без эмоций, на автомате, с полной отдачей и сосредоточенностью.

В правом кармане пиджака директора Максим нашел ключи на брелке и ринулся к стоящему у окна здоровенному металлическому сейфу. Ключ к замку был под стать – огромный, тяжелый, еще с «тех» времен, а на сейфе только подпечатника с пластилиновой нашлепкой не хватает. Внутри плотной стопкой лежали папки, на корешке каждой зеленым фломастером написаны фамилия, имя и отчество. «Дело» Риммы Михайловны нашлось почти на самом дне второй стопки, Максим схватил папку, открыл ее. Да, все верно, все на месте – паспорт, пенсионное удостоверение и свидетельство о собственности на квартиру. Ух ты, даже про генеральную доверенность не забыли! Проверить, что ли, ради интереса – подпись бабки подлинная или поддельная? А, хрен с ней, это уже не важно. А за рядами «дел», в дальнем углу металлического ящика Максим обнаружил толстенький пакет, вытащил его, посмотрел внутрь. Три плотные пачки перехваченных разноцветными резинками купюр отправились в рюкзак следом за выдранными из папки документами, Максим закрыл дверцу сейфа, ключи вернул на место. Гузиков неподвижно лежал ничком, одна рука подвернулась под живот, вторая отброшена в сторону ладонью вверх, на запястье виден браслет дорогих часов. «Не сдох бы». Максим проверил на шее Гузикова пульс. Вроде шевелится там под кожей что-то, не разобрать.

– Так получилось, – пробормотал Максим вполголоса и сбросил со стола ворох бумаг, нашел телефон, набрал номер «Скорой».

– Дом престарелых, директору плохо. Шок, потеря сознания, возможно сотрясение мозга, – назвал он «диагноз» и бросил трубку. «Успеют или нет? Вот тебе лотерея и русская рулетка в одном флаконе. Наслаждайся, тварь». Максим одним прыжком оказался у двери, отодвинул «язычок» замка, вышел в коридор. «Личник» понять толком ничего не успел и вырубился уже от второго удара кулаком в гортань, после того, как ослеп от удара по глазам. Рыхлая туша первого заместителя свалилась на стол в предбаннике, с него скатилась на пол. Дверь распахнулась за спиной Максима, и на пороге остановилась невысокая женщина в очках. Она смотрела то на полудохлого заместителя Гузикова, на темное пятно под его тушей, то на Максима. Поняла все, икнула, попятилась назад и заорала во всю глотку только оказавшись в соседнем кабинете. Под вой этой сирены Максим бегом рванул по коридору, выскочил на улицу и в сумерках промчался через двор. Миновал завязшую в клумбе иномарку, проскочил мимо второго корпуса и со всех ног кинулся мимо кирпичной стены к забору. Хорошо, что эта овца вылезла посмотреть, что там происходит, очень хорошо. От шока внешность человека в кабинете директора она не запомнила, зато поняла все и сразу. И прочая шушера, которая сбежится посмотреть на свое покалеченное начальство, если уже не сбежалась. Очень хорошо, что именно так все вышло – тетки обязательно растреплют и преподнесут все так, что слух пройдет по всей Руси великой, и не важно, кто здесь будет следующим директором: хоть гордый внук славян, хоть финн, хоть дикий тунгус, или друг степей калмык – любой из них пять раз подумает, прежде чем разводить тут свой тухлый бизнес.