Александр Шувалов - Профи [= Притворщик]

— Вот за всеми и посмотрели. — Он достал из сейфа папку и бросил на стол передо мной. — Любуйся, я скоро.

— Что скажешь? — полюбопытствовал он, вернувшись. Я сидел, развалившись на стуле, меланхолично глядя в потолок.

— А что бы ты хотел услышать? — Может, он ожидал, что я начну в бессильной злобе крушить мебель, бегать по потолку или просто рыдать? Не знаю, но видно было, что он слегка разочарован моим спокойствием. — Вчера надо было показывать.

— А сегодня?

— Сам догадался.

Толмачев, видать, заждался, потому что сразу же поднял трубку.

— Алло.

— Ну?

— Ты был прав, его пасут плотно.

— Где и когда?

— Завтра в шестнадцать в Марьино, там склад справа от таможни за железнодорожным полотном. Знаешь такой? — Он что, боевиков насмотрелся или совсем меня за идиота держит?

— Где на складе?

— Заходишь в ворота, там еще вывеска «Мосснаб…», дальше не помню.

— А почему там?

— Место тихое.

— Хорошо, буду.

— Как с тобой связаться, если потребуется?

— Никак, я отключаю все телефоны.

— Все так серьезно?

— Да.

— Тогда — удачи.

— Значит, склад за таможней. — Юра отложил в сторону план Москвы и поднялся. — Надо съездить на место, осмотреться. — Протянул мне руку. — Пока.

— До завтра.

— До свидания, Станислав, не беспокойтесь, все будет хорошо.

— И не сомневаюсь. — Я снова поцеловал ей ручку, и они ушли.

Ближе к вечеру позвонила Даша.

— Еду с работы, ты где?

— Скоро буду.

— Не хочешь сходить куда-нибудь поужинать?

— Давай сегодня поедим у тебя дома, а то я устал как собака.

— Согласна, только не у меня дома, а у нас.

— Тогда и я согласен. Вино к ужину есть?

— Купи, если не трудно.

— Какое?

— Ты знаешь, — она засмеялась, — я такая плебейка, обожаю «Токай».

— Будет сделано.

Мы чинно ужинали на кухне, как супруги с многолетним стажем.

— Спасибо, все было очень вкусно.

— Приятно это слышать. — Она с трудом сдержала зевок. — Извини. Просто тебе давно никто не готовил ужин.

— Сто лет.

— Вот видишь, — тут она все-таки зевнула. — А давай сегодня просто поспим, я что-то тоже устала.

— Нервы.

— И они тоже. Все, пошли, посуду завтра уберу.

— Какие люди! — радостно воскликнул Чингиз, широко раскинув руки, словно собираясь меня крепко обнять и к сердцу прижать. Рядом с ним и чуть ближе ко мне стояли еще двое, знакомые еще по визиту ко мне домой пару недель тому назад. Еще двое расположились у меня за спиной, отрезая путь к отступлению. Да, что называется, сходил на встречу в тихое место и оказался в натуральной мышеловке.

— Я тоже рад встрече. — Я сместился чуть вправо, с явным намерением приблизиться к одному из них. Он тут же выхватил ствол и направил на меня. Я оглянулся, все остальные, кроме самого Чингиза, последовали его примеру.

— Не дергайся, — ласково посоветовал он. Сегодня по случаю теплой погоды Чингиз был одет менее официально, чем в прошлую нашу с ним встречу: всего лишь в джинсы и футболку, открывающую восхищенному взору прокачанные, сплошь покрытые модной татуировкой руки. Остальные члены его команды парились на жаре в ветровках, скрывающих наплечные кобуры со стволами. — Нам приказано доставить тебя живым, но никто, между прочим, не запрещал разок-другой подранить.

— Кто приказал? — поинтересовался я.

— На месте все и узнаешь. — Он достал из кармана миниатюрные наручники, к которым, видимо, питал стойкое пристрастие, и бросил мне под ноги. — На-ка, примерь. Я же говорил, что сквитаемся. Вот и вышло по-моему.

— А потом — в багажник?

— А куда же еще? — захохотал он и вдруг заорал: — Куда лезешь, овца? А ну, пошла отсюда!

— Молодые люди, — раздался чарующий женский голос, — не подскажете мне… — И тут же раздались хлопки, столь частые, что показалось, будто стреляют из автомата с глушителем.

При первых же словах я упал на землю и валялся вплоть до окончания перестрелки. Впрочем, какой, к черту, перестрелки, слишком уж разным был класс противоборствующих сторон. Ни один из Чингизовых нукеров перед тем, как покинуть этот прекрасный и яростный мир, даже не успел нажать на спусковой крючок.

Я поднял голову и огляделся. Четверо застыли на земле в позах сломанных кукол. Крутой мэн Чингиз, с не успевшей сбежать с лица радостной улыбкой, застыл в позе «руки в гору».

Метрах в десяти от него стояла неопрятная толстуха, одетая в немыслимое тряпье, с седыми патлами, почти закрывающими лицо. Две «гюрзы» с удлиненными глушителями стволами были направлены на единственного уцелевшего.