Александр Бушков - Пиранья. Книги 1-23

– Что именно?

– Да выехать через полтора часа, – безмятежно сказал Лаврик. – Это еще вилами на воде писано, есть свои подводные камни… Ну что ты на меня таращишься? Говорю тебе, никаких розыгрышей. Открытие будет, как уже говорилось, торжественное, с шумом, с помпой, с благодарственными выступлениями представителей пролетариата, с убедительной речью Лейлы и отеческим напутствием товарища из ЦК. Ясно?

– А мы тут при чем?

– Да мать твою! – с досадой сказал Лаврик. – Ты на большой базар, часом, не заезжал, гашишем не затягивался? Цэка. Усекаешь? Товарища из цэ-ка нужно охранять бдительно и неусыпно, а кто это сумеет сделать лучше капитан-лейтенанта Мазура и его орлов? Короче, это не я придумал. Мне самому, думаешь, хочется переться по жаре в это пролетарское гнездо? Кто-то в Москве решил, что обстоять должно именно так, а не иначе, довел до сведения наших здешних командиров свое мнение, а отцы-командиры, как легко догадаться, браво взяли под козырек. Мнение инстанций не обсуждается, ты у нас не малое дитятко, сам понимать должен…

– Черт знает что…

– Не черт знает что, а товарищ из ЦК. Срочно прояви политическую грамотность.

– У него что, своей охраны нет?

– Откуда? – пожал плечами Лаврик, понизил голос. – Товарищ хоть и из ЦК, однако ж не дорос до охраняемого объекта. Очень уж много у нас в ЦК таких товарищей, я бы сказал, между нами, до хрена у нас в ЦК таких… но наше положение от этого не изменится. Тебе приказали охранять, а мне – бдительно сопутствовать. Что до прочего – шагай к Бульдогу, он расскажет подробнее. Двигай давай, а то он там третий телефон обгладывает в приступе служебного рвения. Лейла уже звонила – она со своими, в отличие от тебя, в полной боевой готовности. Идеологически грамотная девочка, а ведь красотка. Я бы на твоем месте ворон не ловил… Ну, пошли наконец?

В посольстве Мазур бывал уже не раз, Лаврик тоже, и они, не спрашивая дороги, быстро поднялись в кабинет посла, куда попали без всяких прекословий со стороны секретарши, годочков этак ста восьмидесяти от роду, жердеобразной дамы с гранитным лицом проверенного партийного товарища. Бедняга посол, мимоходом подумал Мазур, ему бы вместо этой Клары Цеткин кого-нибудь помоложе, а то девочки из машбюро жалуются втихомолку вездесущему Лаврику что товарищ дипломат, бывший первый секретарь какого-то обкома, то ли в ссылку сюда сосланный, то ли наоборот, на повышение, им уже все юбчонки оборвал…

В обширном кабинете посла имело место некоторое многолюдство – сам посол, разумеется, несколько дипломатов рангом пониже, штатских и военных, а также генерал Барадж с небольшой свитой, в числе которой обнаружились оба чертовых близнеца, Хасан с Хусейном. Мазур им дружелюбно улыбнулся, одновременно представив со сладкой яростью, как разметывает эту компанию по углам отточенными ударами. Показалось ему, или у близнецов в глазах и в самом деле светилась затаенная насмешка? Взгляды у всей троицы определенно покровительственные – как и следует смотреть на недотепу, чью женушку весело оттягивает тесная компашка…

«Ну, даст бог, сквитаемся, – подумал он почти спокойно. – Не так, так эдак…»

На кителе Бараджа красовался новехонький орден Трудового Красного Знамени, а близнецы оказались украшены столь же свеженькими Дружбами Народов. Отвернувшись от них, Мазур направился к ничем не обозначенному, но явному и несомненному центру торжества.

Таковым оказался кряжистый мужичок, седовласый и краснолицый, типичный функционер со стажем – как писали в каком-то романе, с лицом и голосом праздничного оратора. Он сидел на тяжелом посольском стуле, вольготно развалившись, в расстегнутом пиджаке, с приспущенным узлом галстука, держа в руке полный стакан и, судя по всему, был чрезвычайно доволен жизнью. Рядом помещался еще один, столь же седовласый и представительный, но гораздо более поджарый и суетливый. С первого взгляда было ясно, кто тут товарищ из ЦК, а кто – звезда партийной журналистики…

Высокий гость с ходу обратил на него благосклонное внимание:

– А это кто? Местный?

Мазур по-прежнему щеголял в местном френче без всяких знаков различия, так что можно было и ошибиться. Араба он, конечно, напоминал мало, но товарищ со Старой площади, сразу видно, уже залил тюрьмы по самую ватерлинию…

Бульдог, склонившись над его ухом, со слащавым, даже умильным выражением проинформировал: