Александр Бушков - Пиранья. Книги 1-23

Волоча за собой необъятное полотнище, Мазур вынырнул первым, сунул уголок скользкой ткани в руки перегнувшемуся через борт китайцу. Подбежал второй, и оба, подбадривая друг друга птичьими, ритмичными воплями, каким-то аналогом русского «Раз-два, взяли!», поволокли добычу на палубу, словно выбиравшие сеть рыбаки.

Мэй Лань, освободившись от акваланга, обошла вокруг вороха ярко-алого нейлона, присела на корточки.

– По-моему, это парашют, – сказал примостившийся рядом Мазур.

– Удивительно точно подмечено… – задумчиво протянула она.

– Мы это и искали?

– Не только…

– Интересно, что под ним висело? – громко спросил Мазур стоявшего тут же Пьера и обоих китайцев так, словно кто-то из троицы мог знать ответ.

Все они инстинктивно пожали плечами.

– Для человека он что-то великоват, – гнул свое Мазур. – Определенно великоват.

– Уж это точно, – поддержал Пьер. – Я сам не прыгал, но десантников в свое время насмотрелся. Для человека чересчур даже великоват.

– Парни, вы просто кладезь премудрости… – рассеянно отозвалась Мэй Лань. – Но, между прочим, вы совершенно правы…

– А то! – гордо сказал Мазур. – Повидали кое-что… Между прочим, что бы под этим парашютиком ни висело, оно наверняка уже далеко. Кто-то тебя опередил.

– Почему ты так решил? – вскинулась она.

– Господи, да прикинь сама. – Мазур сунул ей под нос белую нейлоновую стропу толщиной с мужское запястье. – Эту веревочку аккуратно перерезали чем-то острым… вполне может быть, парангом. Посмотри, какой срез. Безукоризненный… И со второй обстоит точно так же, и с третьей…

Он методично перебирал стропы, двигаясь вокруг вороха алой ткани. Все срезы выглядели одинаково, неважно, косые или прямые – перерезаны или перерублены чем-то острым, одним-двумя уверенными ударами…

– По-моему, я начинаю понимать, что произошло, – сказал Мазур. – Не столь уж хитрая загадка. Парашют зацепился за верхушки вон там, где проплешина. Потом к нему кто-то взобрался, ради экономии времени и трудов не стал возиться, высвобождая ткань, а попросту принялся обрубать сучья. Потом обрубил стропы и забрал то, что на них висело. А парашют выкинул в море, завернув в него камень. Ну, неглупо. Не появись мы тут, эта штука могла на дне пролежать до скончания веков… Если это что-то ценное, я бы на месте нашего предшественника не стал бы рисковать, прятать это на дне, – обязательно прихватил бы с собой. Размеры, надо думать, позволяют, не может же эта штука быть со слона размером… Как тебе мои выводы?

Мэй Лань медленно выпрямилась. Горькое разочарование на ее очаровательном личике было столь явным, что джентльмену следовало бы и высказать бедняжке сочувствие, вот только Мазур сейчас был не джентльменом, а столь же целеустремленным охотником на тропе…

– Она большая, эта штука? – спросил он вроде бы равнодушно.

– Не особенно, – уныло отозвалась Мэй Лань.

– И дорого стоит, я так понимаю? Тогда ее точно увезли…

«Конечно, увезли, – столь же уныло повторил он про себя. – И я даже знаю по именам кое-кого из тех, кто на парашют наткнулся, – есть такие господа, звать их Лао и Ма… Ах ты, красавица, куколка, русалка… Значит, ты тоже ищешь капсулу? Ты даже знаешь, что на ней было написано…»

Уж он-то прекрасно знал, что парашют был от капсулы. Еще тогда, в убогом отеле «Фельдмаршал», многое стало ясно: когда Мазур увидел на листке бумаги именно ту надпись, что была нанесена на капсуле, – по-русски, разумеется, исключительно по-русски, ведь заранее подразумевалось, что капсула непременно приземлится на территории СССР, и тот, кому стукнуло бы в дурную башку предложить продублировать надпись на каком-нибудь иностранном языке, получил бы преизряднейший втык за политическую близорукость, если не хуже. Капсула обязана была приземлиться в пределах СССР, и точка. Кто ж знал, что она, паршивка, решит попутешествовать по заграницам?

Надпись, а вот теперь – парашют. Все совпадает. Наша очаровательная Мэй Лань, как окончательно выяснилось, – одна из нас. Одна из немаленькой толпы охотников за сокровищем. Есть, правда, ощутимая разница: мы хотим вернуть свое, а вот все прочие, эта очаровашка в том числе, намерены заграбастать чужое.

Строго говоря, то, что на фотопленке, – тоже чужое. Но пленка-то наша, господа хорошие, ежели цинично? Наш спутник, наша капсула, наш парашют, наша пленочка. Значит, мы и есть полноправные хозяева всего этого добра, а всех остальных просят не беспокоиться, посторониться по-хорошему, иначе и зашибить недолго…