Даниил Калинин - Лесные призраки

Пулемёт в моих руках оживает в тот момент, когда человек семь немцев бросаются вперёд. Противник тут же залегает; но боль от отдачи «машингевера» такая дикая, что в глазах снова чернеет. Кажется, мои очереди ушли в молоко.

А вот оба вражеских расчёта мгновенно концентрируются на мне. Фонтаны крови и клочки вырванной плоти товарищей усыпают моё тело с ног до головы, бьют в лицо, мешая целиться.

Немцы начинают чередовать очереди на момент замены перегревшихся стволов. Одновременно стреляет только один пулемёт, зато огонь ведётся непрерывно.

Ну; давай же, давай!

Сильно рискуя, приподнимаюсь над «бруствером». Ловлю в прицел ближний расчёт. Тяну за спуск.

Нечеловеческая боль в левой руке вновь пронзает тело. Но я снова тяну за спуск. И ещё. Очереди автоматически получаются короткими, затем длиннее; но боль притупляется. Трассы моего пулемёта наконец-то находят противника.

…Чудовищный взрыв бьёт в левое ухо. На этот раз острая боль пронзает голову. В ушах стоит лишь противный писк.

Щупаю место удара. На пальцах ощущается что-то липкое и горячее; на месте уха угадывается какой-то острый обрубок, прикосновение к которому лишь усиливает боль.

Ну, вот и всё.

Правой рукой нашариваю в кармане последнее «яйцо». Раскручиваю колпачок и дёргаю за нитку.

Двадцать два, двадцать два.

Бросаю гранату куда-то вперёд.

Нашариваю правой рукой рукоять трофейного «люгера»…

Воспоминания того дня не раз возвращались ко мне в кошмарах. Возвращались чувством полной беспомощности, наступившей к котлу боя. Обычно я старался не бередить в памяти этот день, но сейчас, рассказывая его подробности контрразведчику… Он предстал перед глазами, словно наяву.

– Мещеряков! Что вы замолчали?

Сам не знаю, когда перестал говорить. Даже не заметил этой остановки в рассказе.

Левая рука рефлекторно коснулась застарелого шрама на левой щеке. Обрывка уха я стараюсь не трогать даже в забытьи.

Поднимаю глаза на капитана. Несколько мгновений мы молча смотрим друг на друга.

Он не выдерживает первым, отводя взгляд. Видимо, прочитал в моих глазах что-то важное для себя.

– Воды?

– Да, пожалуйста.

Подождав, пока я осушу стакан (всего-то в пару глотков), особист продолжил:

– Накрыло? Так бывает. Предложил бы покурить, так не курите же. Что было потом? Как вы уцелели?

– Нас спасли мальчишки, а также отсутствие у немцев единого командования.

– Поясните.

– Дело в том, что в вермахте есть специальные лыжные части, но их не было под рукой у местной администрации. Потому к действиям против нас привлекли всех, кто более-менее сносно ходил на лыжах. Получилось два подразделения. Большее, которое насчитывало примерно человек сто немецкой пехоты, плюс не менее 70 полицаев, должно было штурмовать «боевой» лагерь. А для зачистки «бабского» выделили отделение СС и четыре десятка пехоты под общим командованием лейтенанта-эсэсовца. Они шли расстреливать не способных к сопротивлению женщин и стариков, а вместо этого получили наш удар.

– Но ведь, с ваших слов, в бою они показали себя серьёзным соперником?

– Безусловно. Я уже говорил про высокие боевые качества солдат СС, да и пехотинцы 41-го года были сильным противником.

– Ну хорошо. Так что, лейтенант не сумел провести бой при трёхкратном превосходстве?

– Двукратном. Лейтенант шёл со своими бойцами в конце колонны. Когда они попытались обойти нас, напоролись на кинжальный огонь второго отделения. Офицер погиб в числе первых.

– А что с мальчишками?

– Я приказал Козакову вести своих к «бабскому» лагерю. Но пацаны, заслышав стрельбу, развернули лыжи и обошли Гансов с тыла. Практически сразу после того, как меня контузило, открыли огонь им в спину. Фрицы же, не имея единого командования и неся немалые потери, предпочли отступить. Тем более у них имелась радийная связь, они связались со вторым отрядом и запросили помощи.

Со второй немецкой группой получилась вообще комедия: они намертво блокировали наш лагерь, засыпали минами. А там никого не было!

Впрочем, если бы мои хоть немного промедлили, они наверняка бы нас добили.

– И что, немцы не продолжили преследования?

– Начался сильный снег, лыжню замело. А в «бабском» лагере к моменту подхода фрицев живых уже не осталось.

– Много гражданских погибло при налёте?

– Не менее 30 человек, это считая и умерших от ран. Могло быть и больше, но «Хеншели» работали по квадрату, а сквозь деревья видимость не самая лучшая.