Сергей Павловский: Фаворит приходит первым

В отдельных кабинках клуба – интим и нега. И любви все возрасты покорны. В одной из кабинок Довбуш подметил одинокого джентльмена средних лет. Именно джентльмена, поскольку уроженца туманного Альбиона так же трудно спутать с неистовым янки или хладнокровым варягом, как японское саке с русской водкой. Под нужные параметры англичанин подпадал почти идеально. Типичный «пассив». Зад несколько тяжеловат, но лицо сухощавое. Нос с легкой горбинкой, как и у Довбуша. Лоб, в отличии от довбушевского, узковат, но это легко корректируется париком. И собственную челюсть Довбуш мог подогнать под требуемый ирландский образец вставным протезом. Цвет волос и глаз, вообще, ерунда.

«Будем брать», – сразу решил Фаворит.

– Простите, у Вас не занято?

Конечно, у англичанина «не занято». Все же мужчина бальзаковского возраста и несколько староват для моложавых местных геев. А, может, привередничал островитянин. Ведь в конечном итоге все решает не солидный возраст, а солидный бумажник. Но Довбуш джентльмену понравился. Ярко выраженное мужское начало, как ни крути, действует неотразимо и на женщин и на гомиков. И это был первый вывод Фаворита, ступившего на незнакомую стезю. Придя к такому заключению, Довбуш сделал следующий психологический шаг: «Нужно рассматривать его, как обыкновенную бабу, эдакую честную давалку. Бр…»

И точно: дело наладилось и тема для разговора появилась. Бабы, ведь, слушают только то, что касается их внешности, модных шмоток и светских сплетней. Но, всякий раз, когда Довбуш отпускал очередной комплимент, старое пуританское сердце его вздрагивало и неприятная кислинка челюсти сводила.

Его друг женским своим сердцем чувствовал некоторую напряженность. Только никак не мог понять, что именно гнетет его нового, такого сексапильного и обаятельного французского друга. И он постарался развеять дымок отчуждения. Ружье, подразумеваемое на стене, выстрелило и на сцене появился увесистый бумажник.

«Может, поужинаем в более уютном месте? Я приглашаю», – англичанин подарил Довбушу очаровательную, несколько заискивающую улыбку.

«А, черт, – про себя ругнулся Довбуш, – Десять лет назад денежные пидарчуки из хороших семей харчевались, кажется, в «Версале» на улице Монтельяров. Точно, в «Версале». Вряд ли там что-то изменилось. Да и чего я психую? Я ведь такой же паломник, из Марселя. Парижа могу и не знать».

– Что ж… Когда-то я знал отличное местечко на улице Монтельяров.

– Вот и замечательно. Едем?

– Едем… дорогой.

Хорошо, что англичанин неважно говорил на французском и зубовный скрежет в слове «дорогой» принял за типичный марсельский прононс.

С рестораном Сергей угадал. «Версаль не изменил своей нетрадиционной ориентации и принял их, как родных. Ужин удался на славу. Англичанин не скупился и заказ сделал «по полной» – с шампанским, русской икрой и трюфелями. Только под икорку он все порывался интимно стиснуть под столом коленку и бедро нового друга, чем испортил Довбушу аппетит.

«Скорее бы уже в номера», – тосковал Сергей, ощущая в районе промежности горячую и потную мужскую ладонь.

Кажется, наконец, их желания совпали.

– Может, поедем ко мне? – страстно промычал англичанин. Он, бедняга, почти не притронулся к еде, любовно наблюдая, как споро собеседник управляется с изысканными яствами.

В глубине души Довбуш понимал его и сочувствовал немного. Сколько раз ему самому приходилось вот так наблюдать, любоваться, поддерживать пустой разговор и думать при этом: «Когда же, черт тебя подери, ты доешь проклятое мороженное и мы займемся делом, ради которого вся эта канитель затеяна». С другой стороны, Сергей всегда смотрел на объект любовной игры глазами мужчины, а англичанин плохо подходил на роль влюбленной женщины.

– Хорошо, дорогой, едем к тебе, – Довбуш аккуратно промокнул губы салфеткой и поднялся, нисколько не наигрывая нетерпение.

Обитал англичанин, конечно же, в пятизвездном отеле и номер снимал шикарный. Одна джакузи чего стоила. Не ванна, а натуральный, вместительный бассейн с гидромассажем и прочими прибамбасами. В джакузи толстозадый и вознамерился затащить Сергея.

«Нет, дорогой, – сразу решил Довбуш, – невинный поцелуй в губы я еще в состоянии вытерпеть, но совместное купание – извините».

– Подожди, не торопись, дорогой, – он игриво оттолкнул от себя сладострастного извращенца, – вначале по глотку шампанского – за любовь.

– Конечно, конечно, – англичанин метнулся к стойке бара, где в серебряном ведерке стыла во льду бутылка «Абрау-Дюрсо».