Александр Шувалов: Оживший

— Главное — постоянно отслеживай оперативную обстановку, — заявил мне при ознакомительном инструктаже координатор (о как!) службы безопасности компании Ооюл Цыденович и дохнул перегаром как минимум недельной насыщенности.

— Что?! — опешил я.

— Все равно не поймешь, — снизошел этот Штирлиц. — Хлебальником, говорю, не щелкай и не пей на работе. У нас с этим строго, — подытожил он и с чувством рыгнул.

С тех пор скоро уже четыре года, как я на службе. Стою себе между кассами и ячейками камер хранения, изредка совершая набеги на торговый зал. Моя основная задача — бдительно пресекать попытки местной алкашни спереть «элитарку» (это все, что дороже водки) со стойки напротив центральной кассы и, собственно, саму водку и сопутствующее ей пиво из закромов прямо и чуть правее. Едва не забыл: при этом я должен сохранять полную серьезность во взоре и грозный вид. Это, кстати, проверяется, единственный на весь магазин видеоглазок почему-то передает на экран в кабинете администрации именно изображение того места, где мне положено находиться, а не торгового зала. Баба Лена, особенно с похмелья, обожает пялиться туда, а потом распекать провинившегося за утрату служебного вида или попытку хоть на минуту-другую пристроить уставшую задницу к стулу. Без шуток, сидеть контролеру в течение всей суточной смены КАТЕГОРИЧЕСКИ ЗАПРЕЩАЕТСЯ! Какой дурак придумал это, не знаю, но это так. Впрочем, не так все страшно, как кажется на первый взгляд. От видеоглаза можно спрятаться за кассой номер три, а спать с открытыми глазами я научился очень давно, еще в прошлой, вернее, в позапрошлой жизни.

Я посмотрел на часы: 8.15, сорок пять минут до конца смены. Вздохнул, решил было подремать еще чуток, но не стал. Ко мне на цыпочках, чуть слышно поскрипывая новой форменной обувью, приближалось начальство, старший контролер, строгая, но не всегда персонально ко мне справедливая дамочка средних лет с незадавшейся судьбой по имени Светлана. Где-то с минуту она посидела в засаде за кассой номер один, а потом резко выпрыгнула оттуда с леденящим душу: «Прапор, не спать!»

Захлебнулся женский крик и растаял, словно эхо… Я предстал пред светло-карими глазами шефини во всей красе, свежий и бодрый, как изготовившаяся к броску гончая.

— И не думаю, — громко и бодро отрапортовал я, изо всех сил стараясь не зевнуть.

— Смотри у меня! — И ушла в печали.

Двери в магазин распахнулись. Трое джентльменов ханыжного вида, освежая воздух чудным запахом перегара, вошли и решительно двинулись к стойке с водочкой и сопутствующими ей жидкостями.

— Проследить! — четко, по-военному распорядилось руководство из-за кассы номер один.

— Есть! — не менее четко ответил я и вразвалку направился следом. Подошел поближе и стал с завистью наблюдать, как круто затоваривается компания. Пять, нет, уже шесть литровок беленькой, четыре двухлитровых баллона пива, буханка хлеба, ого, целая палка вареной колбасы.

— Все путем, Игорек! — гордо сообщил мне Витюша, широко улыбаясь беззубым ртом. — Имеем право! — И продемонстрировал зажатую в кулаке красную пятитысячную купюру. Весь магазин знает, что он живет на ренту, ежемесячно выплачиваемую семейством молдавских цыган, которым сдает квартиру. Сам же ночует у многочисленных друзей или где ночь застанет.

— Приятно погудеть, мужики, — от чистого сердца пожелал им я и вернулся на пост.

8.25, сорок пять, даже сорок минут до первой выпитой мною сегодня бутылки пива. Сорт значения не имеет, главное, чтобы оно было крепким и как следует приложило по вялым с недосыпа мозгам. Вторую я, как обычно, осилю в вагоне метро, а потому доберусь до дома уже достаточно мягоньким. Едва войдя в квартиру, рухну на диван и отрублюсь. Проснусь, как всегда, ближе к вечеру, пообедаю, а заодно и поужинаю. Без пива, зато с литром водки, после чего опять провалюсь в сон до следующего полудня. Очухавшись, схожу в магазин, потом что-нибудь приготовлю, постираю, может быть, слегка приберусь. Ближе к вечеру устроюсь перед телевизором, поужинаю, а заодно и пообедаю, без всякой там водки, а исключительно под пиво. Так и буду валяться на диване под телевизором, отхлебывая из горлышка очередной бутылки и лениво переключая каналы, пока не усну. А утром встану пораньше и опять пойду на смену. Я живу так уже четыре года, отгородившись невидимой глазу, но прочной стеной от всего и всех, а главное — от самого себя. Это вполне меня устраивает, и менять что-либо я не собираюсь.