Сергей Самаров - Бородатая банда

— Мне необходимо его сфотографировать? — спросил я.

— Кого? Имама? — переспросил один из офицеров ФСБ, что были в цивильной одежде.

— Нет, главаря бандитов, товарищ… Извините, не знаю, как к вам обратиться по званию.

— Можешь просто: товарищ генерал…

Если он надеялся меня этим смутить, то напрасно. Я без смущения добавил:

— Товарищ генерал…

И сделал вид, что готов слушать дальше. Мне это было просто изобразить, потому что я действительно приготовился слушать, а не говорить. Сказать мне особо было нечего.

— Если бы ты это сделал, мы бы тебя, старлей, на руках носили, — заявил подполковник Подкопаев. — Все оставшиеся десять дней твоей командировки. Девять дней с небольшим то есть…

Последняя фраза, как я понял, не для меня была сказана, а для сотрудников ФСБ. Командир отряда, видимо, уже не в первый раз говорил им о том, что моя командировка заканчивается, и напоминал еще раз.

— Я так понял, что у старшего лейтенанта есть какие-то соображения о новой террористической акции со стороны этой банды? — спросил генерал, посмотрев сначала на майора Покрышкина, потом на подполковника Подкопаева. Мои командиры хранили молчание.

— Чтобы просчитать такую возможность, товарищ генерал, мне потребуется понять мотивы совершения преступлений. И в первом, и во втором случаях. А если такие данные поступят, то я готов подумать о провокации, которой я их куда-то приглашу. Скорее всего, под автоматные стволы своего взвода…

— Как все просто… — генерал покачал головой.

— Ты ведешь себя, старлей, настолько уверенно, что невольно возникает мысль, будто тебе известно что-то такое, что не известно следствию, — сказал второй представитель ФСБ в гражданской одежде. — Можешь называть меня «товарищ полковник»…

Последней фразой он предупредил мой вопрос. Психолог… Иначе говоря — слесарь человеческих душ. Немножко грубовато, но по существу…

— Ладно, Сереня, доложи, что там и как на дороге было…

— Я сам в другой группе находился, знаю о случившемся со слов сержанта Корнелазова, командира второго отделения, и капитана Джелалутдинова, инспектора дорожно-патрульной службы ГИБДД. Могу сообщить только то, что рассказали они.

— Выкладывай, — велел генерал.

Я выложил. Рассказал все и даже продиктовал, заглянув для проверки в монитор планшетника, данные на капитана Джелалутдинова. Полковник попросил повторить телефонный номер, который он записывал. Я повторил. И даже монитор планшетника к полковнику повернул, чтобы он мог сверить услышанное с написанным.

— Значит, просто испугался капитан полиции… — сделал вывод генерал. — Тогда зачем он вообще в полиции служит!

— Выходит, так… — согласился подполковник Подкопаев и проворчал, услышав мой вздох: — Ты с нами не согласен, старлей?

— Я, товарищ подполковник, человек, похоже, особенный, — ответил я. — Постоянно на одни и те же грабли наступаю и каждый раз получаю по голове.

— Объясни яснее, старший лейтенант, — потребовал генерал.

— Каждый человек когда-то переживает похожий момент. Испугался один раз — это вовсе не говорит о том, что он трус. Такой трус в следующий раз амбразуру может грудью закрыть. От отчаяния. А храбрость, в моем понимании, — это не отчаяние. Это обдуманное состояние, когда характер побеждает испуг. Капитан Джелалутдинов мог бы промолчать, никому об этом не рассказывать, и мы ничего бы не знали, не подозревали бы, что противник мимо нас проехал. Но он победил себя, он все рассказал. Честно… И о своем испуге тоже сказал честно… Он научился характером побеждать свою минутную слабость. Это очень важно. Я считаю, что он поступил достойно…

— Только я не понял, что ты про грабли сказал? — поинтересовался генерал.

— В чем его достоинство, старлей? — переспросил полковник, не дав мне возможности ответить генералу. — В том, что он дал возможность бандитам уйти? Чтобы они еще кого-то убили?

— Вот и грабли, — вздохнул я. — Постоянно пытаюсь доказать и своим командирам, и вообще старшим по званию, что храбрость — это приобретенное с опытом качество, а меня отказываются понимать. Говорят, что я таким утверждением многие славные подвиги героев перечеркиваю. А я просто отделяю храбрость от отчаянного поступка. И солдатам это же объясняю. Они, впрочем, не возражают и даже, кажется, стараются меня понять правильно. Учатся себя воспитывать.

— А у меня самого в молодости был подобный случай, — внезапно признался генерал. — Я просто испугался, что не успею сделать всего того, что хотел. И отступил… Но больше уже себе такого никогда не позволял. Научился характером побеждать. Опытом, как старший лейтенант говорит…