— Я… я… — стала заикаться Камилла.
На губах Сабаха уже появилась мстительная улыбка. Он воспрял духом.
Бартеньева внезапно просветлела лицом. Сунула руку в кармана халата и вытащила из него маленького плюшевого медвежонка с ангельскими крыльями. Она несла его к микроавтобусу, сложив ладони «лодочкой».
— Ведь это же твое или твое? — спросила она, переводя взгляд с мальчишки на девочку.
— Я думал, что его потерял, а вы нашли, — сказал мальчик, принимая в руки любимую игрушку.
— Ну, вот, я же говорила, — произнесла Камилла, и ей показалось, что она все доказала.
Сармини же ничего не понимал.
— Хусейн, что ты ее слушаешь? Она же сумасшедшая.
— Мы своими глазами его видели, — указала Камилла на Сабаха, — когда он приезжал к руинам христианского храма, где его подручные прятали твою семью, чтобы снять ее на камеру.
Сказанное почти ничего для Хусейна не проясняло. Какой такой христианский храм, какого черта там делал Сармини? Но две вещи засели-таки в его мозгу. Одна на эмоциональном уровне. Радость первенца, когда Камилла вернула ему найденную непонятно каким способом игрушку. И второй, уже на уровне рассудка. Журналистка упомянула о съемках его похищенной семьи. А ведь именно Сармини «подогнал» ему флешку с записью. Предыдущие факты, нестыковки завязывались в логическую цепь.
Диб еще не поверил, но уже был готов к тому, чтобы поверить.
Связанный Файез почувствовал, что ситуация изменилась — качнулась, как принято говорить, в его пользу. Он даже попытался сесть, но не сумел этого сделать связанным и вновь завалился на бок.
Хусейн недобро прищурился, шагнул к микроавтобусу и забрался внутрь. Из распахнутой дверцы полетело всякое тряпье, а затем раздался подобно звериному рык. Диб выпрыгнул из микроавтобуса с расстегнутой новенькой спортивной сумкой в руках — и высыпал пачки денег под ноги Сармини. После чего резко ударил его кулаком в подбородок. Подошвы ботинок оторвались от земли. Сабах, пролетев по воздуху пару метров, упал на землю. Хусейн, срывая злость, ударил каблуком в поблескивающие на камне очки в тонкой золотой оправе.
— Взять его!
На пытавшегося выхватить из кармана пистолет Сармини тут же навалились боевики. Хусейн глянул на лежащего на земле Файеза. Нагнулся и сам перерезал ножом ему веревки. После чего помог подняться.
— Ты уж прости, что так получилось, — проговорил он.
Файез, еще не отошедший от стресса, не поверивший в то, что остался жив, пробормотал:
— Я все понимаю.
* * *
Дальнейшее происходило с Камиллой как в калейдоскопе. Благодарности Хусейна и его жен. Крики осужденного на смерть Сармини, прощание с Томпсоном и другими медиками из международной миссии. Просьба Джона никому пока не говорить о том, что члены миссии по большому счету — заложники Файеза, а теперь и Хусейна.
Она плохо помнила, как садилась в машину, как старалась не смотреть на Сабаха. Казненный висел на перекладине ворот вверх ногами, живой, но со вспоротым животом.
Главное, что теперь она сидела в машине рядом с Хусейном Дибом, Данила на заднем сиденье, еще один повстанческий джип сопровождал их. Диб крутил баранку, сосредоточенно глядя перед собой. Он пообещал довезти заложников почти до самого порта Латакия.
Камилла не строила иллюзий. Рядом с ней сидел прежний Хусейн. Похищение семьи лишь на время затронуло в его душе сентиментальные струны. Даже у последнего негодяя остается что-то святое. Для Хусейна это были жены и дети.
Теперь, почувствовав себя в относительной безопасности, Камилла подумала «мозгом» профессиональной журналистки: «Как жаль, что многого мы не сняли на камеру».
Данила словно прочитал ее потаенные, еще не до конца оформленные в слова мысли.
— Я все снял на камеру, — сказал он, нагибаясь с заднего сиденья. — У Файеза оказалась в загашниках камера, оставшаяся у него от наших французских коллег. Не такая навороченная, конечно, но для работы сгодится. Нужно будет связаться с ними, когда вернемся, и вернуть.
— Не беспокойся о других. Подумай о себе, — обернулась к Даниле Бартеньева. — Западные журналисты все страхуют. Думаю, за камеру они получили неплохую компенсацию. А ты вечно экономишь на мелочах.
— Диб предлагал заехать за нашей техникой в Абу-эд-Духур, но мне, честно говоря, что-то не хочется.
Хусейн напряженно прислушивался к тому, что говорят его спутники. Русского он не знал. Камилла почувствовала, что полевой командир будет им благодарен, если они в общении между собой перейдут на арабский. Бартеньевой подумалось, что можно попробовать переубедить Диба бросить преступное занятие. Она, как профессиональная журналистка, по опыту знала, что сможет уболтать полевого командира и даже сумеет вырвать у него признание. Мол, все, с прошлым покончено. Но, как та же самая профессиональная журналистка, Камилла наперед знала, что такие обещания мало значат, ей даже приходилось беседовать с людьми, осужденными на «пожизненное».
Читать дальше