Владимир Колычев - Тюрьма, зачем сгубила ты меня?

– Почему крепче? – не понял Родион.

– Да потому что мы еще ближе к тропикам стали, – хмыкнул Юрец. – Теперь у нас не только Бамбук, но и Банан. Бумбук, братуха, ты мне скажи, бананы на бамбуках растут? Или на пальмах?

– Да иди ты! – беззлобно махнул на него рукой долговязый парень с узкой, сильно вытянутой кверху головой.

Прозвище дал ему Вензель. Родион уже рассказывал, как это было. Подошел к нему блатной, отпустил щелбан, прислушался к звуку. Пустая, сказал, голова, как бамбук…

– Не обижайтесь, мужики, я же не со зла, – весело повинился Юрец. – Прикол хотите?

– Про кого? – насторожился Робик.

– Да не про тебя, горе ты банановое… У следака сегодня был, а он мужик веселый, короче, байку мне прогнал. Привидение, говорят, в тюрьме завелось…

– Это не байка! – возмущенно встрепенулся Родин. – Есть привидения, реально говорю. Мне адвокат говорил. Все менты, говорит, на ушах. Три привидения, говорит, три трупа…

– Когда он тебе это говорил? – озадаченно спросил Юрец.

– Ну, неделю назад… Да не только он говорил, все говорят. Ну там услышишь, там…

– Мне сегодня говорили. Значит, вчера ночью четвертое было…

– Да ну! – дернулся Бамбук.

– А чего ты испугался?

– Да ясно чего. Если вчера привидение, значит, сегодня ночью труп будет.

– Где?

– А этого никто не знает. Привидение однажды в камеру заскочило, ну на втором этаже, так оттуда жмура вынесли…

– На втором этаже? – удрученно призадумался Юрец. – Вчера на третьем видели.

– Значит, где-то у нас труп будет.

– Бамбук, не гуди! – поморщился Родион. – Камер на нашем этаже до черта. Чего нам бояться?

– Ну, может, и до черта… Ты это, больше не говори это слово, ладно?

– Что, ладно?

– Черта не надо накликивать!

– Э-э, да, я смотрю, вы все под шухером, – с наигранной бравадой улыбнулся Юрец. И очень тихо добавил: – Придется вам таблетки от страха раздать.

– От страха?

– Ага, пилюли из желтого чемоданчика.

Юрец сунул руку в карман, вытащил оттуда несколько карамелек.

– А что здесь? – завороженно спросил Бамбук.

– Адреналин.

– Синтетический? Или эфедрин, схожий по действию?

– Тихо, – покосившись в сторону блатных, призвал к осторожности Юрец. И шепотом сказал, обращаясь к парню: – Ты что, химик?

– Ну, в какой-то степени, – загадочно улыбнулся тот.

– Теоретик?

– Больше практик.

– Потреблял?

– Ну, было… А ты не шутишь?

– Разве с таким делом шутят? По конфетке – и никакого страха.

– А вставит?

– Чуть-чуть.

Вадим понимал, о чем шел разговор. В хитрых конфетках заключен был легкий дурман. Наркотиками он не баловался, но иногда можно, тем более в тюрьме, где радуешься любой возможности хоть начуток оторваться от отупляющей действительности.

– Только тихо, без трепа, – сказал Юрец.

И раздал всем по конфетке. Обычные «раковые шейки» с необычной начинкой.

Вадиму досталась конфета с надорванной оберткой. Ничего подозрительного он в том не увидел. Если что и могло удивить, так это сами обертки: конфеты положено передавать без них. Могло, но не удивило. Не всегда инспектора на досмотре зверствуют, заплатишь денежку, и сигареты в блоке передадут, и консервную жестянку с водкой…

Привидений Вадим не очень боялся, но страшно было умереть. Он знал, что тюрьма – это самая чудовищная часть заговора против него. Он интуитивно догадывался, что должен повторить судьбу Егора Пермякова: заключение, изнасилование и смерть… Если, Пермяков, конечно, умер. Может, жив, падла, графа Монте-Кристо из себя изображает…

А может, все-таки умер? Кто его знает, вдруг это его призрак бродит по тюрьме… Что, если он и убивает?.. Сначала Гоше отомстил, теперь его друг на очереди… От этих мыслей Вадим почувствовал мандраж, руки сами развернули обертку.

Конфетка обладала горьковатым вкусом, зато после нее суеверные страхи отступили, в голове просветлело, легкая эйфория окрылила душу. Не было наркотического опьянения, не наступило забытье, но все равно приятно…

Уже к отбою Вадим вернулся в обычное состояние, но разболелась голова. Это не помешало ему заметить, как после вечерней проверки, подталкивая Ревуна к дверному проему, надзиратель сунул ему в руку записку. Обычное дело, арестантская почта.

Но после отбоя Вадима подняли. Точно так же, как в первую ночь своего пребывания в камере, он предстал перед воровским судом. Голова раскалывалась невыносимо, давление упало, сердце, казалось, вот-вот остановится от нехватки кислорода.