Б. Седов - Девушка, мент и бандит

В эту больницу, как и положено, привезли пострадавшего на службе старшего сержанта Самцова.

Он шел по коридору и, прижимая к глазнице окровавленный платок, бормотал: -Убью суку, убью!

- Тише, товарищ сержант, тише, - успокаивал его идущий рядом фельдшер.

- Все равно я ее, паскудину, на тряпки порву, - повысил голос Самцов.

- Обязательно порвете, - согласился опытный фельдшер, умевший разговаривать с нервными больными, - непременно. Но сначала мы зайдем в операционную.

- Убью суку драную, сволочь рыжую…

Высокий импозантный мужчина лет сорока, с благородной сединой в коротких волосах, неуловимо похожий на Ричарда Гира, беседовал о чем-то с хирургом, одетым в голубой халат с кровавыми пятнами.

Покосившись на Самцова, он вполголоса спросил у хирурга:

- Простите, Сигизмунд Карлович, что это он так вопит?

Сигизмунд Карлович сдержанно усмехнулся и так же вполголоса ответил:

- А ему глаз авторучкой выкололи. Собственно, я и оперировать буду. Нам еще из машины позвонили, чтобы готовились к операции.

- Авторучкой? - удивился седой. - На службе?

- Ну да, прямо в отделении.

- А кто выколол-то? - поинтересовался седой. - Коллеги?

Хирург захохотал:

- Вы скажете, Артур Александрович! Конечно же, нет. Девушка выколола.

Артур Александрович убрал с лица улыбку, почесал пальцем щеку и задумчиво произнес:

- Интересное дело получается… Посудите сами, Сигизмунд Карлович - девушка выкалывает милиционеру глаз. В отделении. Это вам не кажется странным?

Хирург вздохнул и ответил:

- Мне многое кажется странным. Но я уже не удивляюсь.

- Что ж… - седой протянул хирургу руку, - желаю успеха. Не смею задерживать. Мне пора, а вам - огромное спасибо за помощь!

- Ну что вы, Артур Александрович, всегда рад!

Мужчины обменялись рукопожатиями и разошлись. Седой поспешил к выходу из больницы. На улице он с облегчением вздохнул полной грудью, мельком глянул на номер стоявшего у входа желто-синего милицейского "козелка" и вытащил из кармана телефон.

Отойдя в сторонку, он набрал номер и, поглядывая на сидевшего в "козле" милиционера, негромко сказал:

- Березин, слушай, тут такое дело…

- Я пойду, у меня водка греется, а ты прикинь - какие у тебя перспективы на ближние двадцать пять лет и каково тебе будет на киче париться!

Камень выплюнул папироску и не торопясь, руки в карманах, вразвалку отошел от камеры, оставив Лину наедине с ее страшными мыслями…

Лина уткнула лицо в ладони.

Мысли, тревожные, неясные, похожие на ночной кошмар, в беспорядке клубились в ее голове. Она вспомнила, как мама в школьные годы ждала ее возвращения из театра, сидя на кухне за чашкой крепчайшего кофе и забытой тлеющей сигаретой в переполненной пепельнице.

Она так волновалась, когда Лина приходила поздно…

"Когда я выйду отсюда, - подумала она, - обязательно нужно позвонить маме. Как там они, в Америке?"

Лина вздрогнула: "А когда я отсюда выйду?"

Неужели все будет так, как говорил этот пьяненький мент с сержантскими лычками на погонах? Пока что все складывалось по его злой логике, и в конце была дальняя дорога и казенный дом. Если она сейчас что-нибудь срочно не придумает, то спасет ее только чудо.

Она закрыла глаза.

Чудо в виде прекрасного рыцаря на белом коне. Он вихрем врывается в темницу, копьем разбивает решетки и спасает ее.

С такими чудесными мыслями Лина незаметно для себя уснула, привалившись спиной к грязной, испещренной надписями стене камеры. А разбудили ее громкие мужские крики и шум многих людей. Пока она спала, что-то случилось, и это "что-то" могло отразиться на ее судьбе. Лина поднялась и осторожно подошла к самой решетке.

- На пол! На пол, бля!

Милицейское помещение внезапно наполнилось людьми в черных комбинезонах с натянутыми на лицо шерстяными шапочками. Они были большими и сильными, но двигались совершенно бесшумно, занимая места в разных точках помещения как по заранее написанному сценарию.

Лине на мгновение показалось, что она присутствует на съемках фильма-боевика, что вот-вот прозвучит команда режиссера: "Стоп! Снято!" - и все станет как прежде, а актеры, стянув черные маски, сядут пить пиво с ментами, и даже будут отпускать в ее адрес сальные шуточки…

Однако все говорило о том, что это не кино, что это жизнь, та жизнь, в которой живет и она, Лина…

В коридоре дежурной уже лежали скованные наручниками два других милиционера.

Один, его фамилия вроде бы Камень, он только что рассказывал Лине о ее тяжелой дальнейшей судьбе, а второй, совсем молоденький, имел прозвище Живот. Странная кличка для молодого и совсем не толстого паренька, подумала тогда Лина.