Максим Шахов - Крутая фишка

– Баба его, мать ее так! – прошептал он одними губами.

Я хотел было выйти в прихожую, чтобы впустить Лельку, но все оказалось не так просто. Бледный Панкратьев с пистолетом и рацией заблокировал проем, прикрыв меня корпусом.

– Второй! Что видишь? – прошипел он в рацию.

– Бабу с сумкой!

Тут Лелька, потеряв терпение, забарабанила в дверь и заорала:

– Открой, что ли, Иванов! Я это, я!

– Второй! Оружия у нее нет?

– Визуально не обнаруживаю!

– Да что ж это такое? – в сердцах произнесла Лелька, снова нажимая на звонок. – Уж и домой не пускают! Не майся дурью, Иванов!

– Второй! Держишь тыл по плану! Захват по сигналу! – выдохнул Панкратьев и кивнул Арефьеву:– Давай!

Арефьев повернул замок и подался в сторону. Панкратьев подтолкнул меня к двери, держа у меня под мышкой пистолет.

– Слава те, господи! – обрадовалась Лелька, переступая через порог. – Наконец-то прос… Ой! Ай! Караул!.. – вскрикнула она, увидев десяток нацеленных на нее стволов, и в последний момент попыталась броситься обратно.

Но не тут-то было. Арефьев успел захлопнуть дверь и прикрыть ей рот, Панкратьев вынырнул из-за меня и приложил пистолет к губам:

– Тс-с…

Лелька охнула, а Панкратьев быстро спросил:

– Что видишь, Второй?

– Визуального контакта нет!

– Точно?

– Да.

– Отбой… Здрасьте! – наконец кивнул Панкратьев Лельке. – Ничего подозрительного не было?

– Не-не-не было… – держась за сердце, проговорила Лелька.

– Вот и хорошо. Отдыхайте, – гостеприимно махнул пистолетом Панкратьев.

– Ага… – оглянулась Лелька на Арефьева, – спасибочки. А Иванов-то где?

– Тут я.

– Ты есть-то будешь?

– Попробую.

– А на кухню-то мне можно? – посмотрела на Панкратьева Лелька.

– Конечно, можно. Будьте как дома.

– Ага, спасибочки, – обрадовалась Лелька, двигая на кухню. – А то я тут пельмешек купила… Ой! Боже ж ты мой, сколько вас! Только ж на всех не хватит. Предупреждаю заранее!

– Ниче! – отозвался из прихожей Панкратьев. – Мы люди привычные, на службе, так что…

– Ой! – вдруг вскрикнула на кухне Лелька. – Че это?..

– Назад! – тут же заорал кто-то из собровцев. – Руки! На пол! Ну!

Сюрприз всем нам Клоун преподнес еще тот. Я к тому времени не удивлялся уже ничему, но тут поневоле удивился. В своей сумке Лелька наткнулась на небольшую пластиковую коробку. По счастью, сразу она не взорвалась.

Панкратьев тут же эвакуировал всех нас в соседнюю квартиру и доложил о находке Динозавровичу. Динозаврович приказал ничего руками не трогать и прислал минера с собакой. Собака понюхала коробочку, минер немного повозился с ней, а потом позвал Панкратьева.

Коробочка оказалась обычной электронной записной книжкой. Без отпечатков пальцев, зато с сообщением. Текст, высветившийся на жидкокристаллическом экранчике, был прост и незатейлив: «Если хочешь жить жду кэшем завтра десять Пушкинской НИИ той самой Клоун».

Когда Панкратьев дал мне прочитать это сообщение, я почти не удивился. К тому времени я уже начал понимать, что чем-то в этом роде все и должно закончиться.

Динозаврович с Гавриловым провели на пару экстренное совещание и решили, что коробочку Клоун подсунул Лельке в троллейбусе. Совещание длилось около часа, и в результате нас с Арефьевым и Панкратьевым скрытно эвакуировали с Философской. Пельменей я так и не попробовал, но засада осталась в квартире, так что особых проблем с лишними ртами у Лельки не предвиделось.

Зато проблемы предвиделись с Клоуном, и свет в кабинете на Кропоткинской горел до двух часов ночи. Вооружившись циркулем, Динозаврович поминутно тыкал им в план центра города, размахивал руками, а потом вскакивал и в очередной раз обегал вокруг стола. Гаврилов, Панкратьев и Арефьев не бегали и все время просидели, склонившись над планом. Кончилось это тем, что Динозаврович едва не повыкалывал им всем троим глаза, но план предстоящей операции они все же согласовали.

Я все это время помалкивал в сторонке, дремал и старался не думать о предстоящей встрече с Клоуном. Получалось это у меня не очень, но я успокаивал себя тем, что в любом случае шанс прорваться и на этот раз у меня будет. Проблема только в том, чтобы этот шанс не упустить…

Ровно без одной минуты десять я опустился на ту самую скамейку и оглянулся вокруг. Все было точно так же, как и в тот день. Пушкинская жила своей обычной жизнью, и никому вроде бы не было до меня дела. Но это, разумеется, была только видимость.