Александр Новиков - Охотник

Спустя двадцать секунд рация донесла его слегка искаженный голос:

– Первый этаж – чисто.

Виталий проверил все двенадцать этажей подъезда, сообщил по рации:

– Чисто… я спускаюсь. Прием?

– Принято, – ответил Сирота. – Мы поднимаемся.

Сирота и Рафаэль выбрались из салона "Волги", двинулись к подъезду.

Гурон стоял в двадцати метрах от Рафаэля, сжимал рукоятку "нагана" и смотрел, как Рафаэль уходит.

А Рафаэль даже не догадывался, что в этот вечер судьба подарила ему отсрочку.

День первого сентября был прохладным и солнечным… прозрачным. Гурон выбрался из гаража, прищурился от яркого света, поправил парик. Он почесал щетину на щеке и двинулся к дому Паганеля. По улице шли мамы и папы, бабушки и дедушки, вели в школу первоклашек – с цветами, с ранцами. У многих девчушек были заплетены косы, повязаны большие банты… невольно Гурон улыбнулся. Маленький рыжий веснушчатый шкет, которого вела бабушка, показал Гурону язык. Гурон ответил тем же. Ему тоже захотелось вдруг стать маленьким, окунуться в тот возраст, в котором самая большая проблема – двойка в дневнике… в котором есть мама, эскимо за одиннадцать копеек, киноутренники и твои первые книжки: "Путешествие Нильса с дикими гусями", "Маугли", "Робинзон Крузо"… в котором новогодняя елка с обещанием чуда… в котором есть девочка с косичками, сидящая на передней парте – самая красивая девочка на свете… и ожидание каникул… а людоеды – только в сказках… и субботний поход с отцом в баню… после бани отец выпивал в буфете сто граммов водки и кружку пива, а ты от пуза наливался лимонадом и пузырьки газа щекотали в носу…

…Рыжий с бабушкой уже прошли мимо, а Гурон все смотрел им вслед. А рыжий повернулся и опять показал Гурону язык.

Нам не дано вернуться в свое детство, где мама, книжки и девочка с косичками…

Нам не дано вернуться туда никогда…

…Рыжий показал Гурону язык, Гурон ответил тем же. Потом повернулся и пошел, глубоко засунув руки в карманы куртки. Под курткой, на ремне слева, сидел в итальянской кобуре "наган", изготовленный на Тульском оружейном заводе в 1931 году, в рукаве – "Тульский – Токарев", изготовленный там же в 1939-ом… славная компания.

К вечеру небо затянуло, пошел дождь – мелкий, противный, с ветром. Свет уличных фонарей в дождевой пелене дробился, рассеивался. Гурон приехал на улицу Ушинского на такси, побродил вокруг "объекта"… вновь встал вопрос выбора позиции.

Гурон решил, что работать будет прямо в подъезде. Не лучший, конечно, вариант… а с другой стороны: никогда не знаешь, какой вариант окажется лучшим, какой худшим.

Вообще, подъезд был спроектирован очень своеобразно, а с точки зрения Гурона просто глупо: лестница – жуткая, глухая, без окон, на каждом этаже выходила на балкон – большой, нелепый и мрачный.

Гурон выкурил сигарету и вошел в подъезд, лифтом поднялся на одиннадцатый этаж и вышел на балкон. На грязном бетоне со следами голубиного помета валялись окурки, тюбики из-под клея "Момент", пузырьки из-под "красной шапочки"… Гурон облокотился на ограждение. Под ним лежали плоские, утыканные антеннами, блестящие от дождя крыши. Перед ним простиралась панорама огромного города, светились тысячи окон. Из-за дождя картинка расплывалась, как будто на фотографии со сбитым фокусом.

Ветер на высоте одиннадцатого этажа оказался значительно сильней, чем внизу. Он трепал волосы парика, забрасывал на балкон капли дождя, гнал в небе тяжелые, клубящиеся облака.

Гурон плотнее запахнул куртку, встал, укрываясь от ветра и дождя, в угол.

Черная "Волга" несла Рафаэля домой. Днем он встретился и переговорил с вором. Столб сказал, что с карельскими не все так просто… а еще были непонятки с этим журналистом и его дружком-отморозком. Это раздражало, тревожило. За час до того, как Рафаэль закончил свой рабочий день, позвонила Марина. Поинтересовалась, когда он вернется домой, напомнила про бронежилет. Рафаэль почувствовал, что и она встревожена, направил к ней Сухого. Марина сказала: не надо, – но он все равно направил.

"Волга" несла авторитета домой, в салоне звучал оркестр Глена Миллера.

Около метро "Гражданский проспект" Рафаэль велел остановится. Вышел, купил букет алых роз для Марины.

Прошло три с половиной часа. В домах уже начали гаснуть окна, все реже доносились из подъезда звуки лифта. Гурон изрядно замерз. Подумал: а может, зря жду? Может, Рафаэль давно дома? Или уехал куда по своим бандитским делам?